Убедил он Райдера в искренности своих слов, или нет, но тот не стал развивать эту тему, а просто кивнул. Девяносто девять человек из ста обязательно спросили бы, почему он ушел. Правда, возможно, Райдеру было на это просто наплевать, но даже если так, он мог бы спросить из чистого любопытства. Несколько обиженный Лонгмен задал встречный вопрос, которого при иных обстоятельствах из уважения к сдержанности Райдера постарался бы избежать.
— А какая у вас профессия? Я имею в виду основную.
— Я — военный. Я был солдатом.
— С юных лет? Это неплохая профессия, если удается с ней справиться. И какое же у вас было звание?
— Мое последнее воинское звание — полковник.
Лонгмен был немного удивлен. По собственному трехлетнему армейскому опыту он знал, что человек лет тридцати — так оценил он возраст Райдера не может дослужиться до полковника. Но он не думал, что Райдер его обманывает, поэтому кивнул и промолчал.
— Это было не в американской армии, — добавил Райдер.
Объяснение не развеяло сомнений Лонгмена, а лишь усугубило таинственность ситуации. В какой же армии служил Райдер? В его речи не было заметно иностранного акцента; он говорил как стопроцентный американец. В канадской армии? Но и там в тридцать лет полковником не станешь.
Лонгмен шагнул к столу, чтобы отдать свою книжку, потом подождал, пока управится Райдер. Выйдя на улицу, они зашагали по Шестой авеню.
— Вы идете куда-то конкретно? — спросил Лонгмен.
— Я решил, что стоит прогуляться.
— Не возражаете, если я присоединюсь? Мне просто нечего делать.
Они прошлись до середины тридцатых улиц, продолжая все тот же вялый разговор, время от времени комментируя товары, выставленные в витринах магазинов, обсуждая женщин, кишевших у дверей универмагов на Тридцать четвертой улице, осуждая шум и вонь на улице от множества машин. Но загадка продолжала мучить Лонгмена, и когда они пережидали поток машин, чтобы перейти улицу, он выпалил:
— А в какой армии вы служили?
Райдер молчал так долго, что Лонгмен уже собрался извиняться. Но потом Райдер сказал:
— Последний раз? В Биафре.
— А-а, — кивнул Лонгмен, — понимаю.
— А до того в Конго, и ещё в Боливии.
— Так вы — солдат удачи? — Лонгмен прочел немало авантюрных романов, и это понятие было ему знакомо.
— Это слишком красивое название. Точнее сказать — наемник.
— Вы имеете в виду людей, которые воюют за деньги?
— Да.
— Ну, — Лонгмен думал не столько о войне за деньги, сколько об убийстве за деньги, и в какой-то мере был ошеломлен этой идеей. — Я уверен, деньги в этих приключениях не главное.
— Власти Биафры платили мне две с половиной тысячи в месяц за то, что я командовал батальоном. Я не согласился бы ни на цент меньше.
— Биафра, Конго, Боливия, — мечтательно протянул Лонгмен. — Боливия... Это не там, где Че Гевара? Вы сражались на его...
— Нет. Я был на другой стороне, с теми, кто его прикончил.
— Я не хотел сказать, что вы — коммунист, — с нервным смешком извинился Лонгмен.
— Я делаю то, за что мне платят.
— Все это звучит чертовски заманчиво и привлекательно. Что заставило вас оставить такую жизнь?
— Исчерпан рынок. Исчезли работодатели. И там не было пособий по безработице.
— А как люди попадают на такую работу?
— А как вы стали водить поезда метро?
— Это совсем другое дело. Я попал туда, потому что нужно было зарабатывать на жизнь.
— Вот так и я попал в солдаты. Не хотите пива?
Постепенно прогулка и пиво стали еженедельным ритуалом. Сначала Лонгмена удивляло, что человек типа Райдера общается с ним, но он был достаточно умен, чтобы найти ответ. Как и он сам, как и большинство горожан, Райдер был одинок. Так они стали приятелями на час или два в неделю. Но после первых откровений вернулись к обычным разговорам ни о чем.
А потом в один день все изменилось. Как и прежде, все началось достаточно невинно: с заголовка газетной статьи. Зайдя выпить пива, они прочитали в лежавшей на стойке газете:
"Два человека убиты в ходе перестрелки в метро.
Двое пытались ограбить разменную кассу на станции метро в Бронксе. Транспортный полицейский, дежуривший на станции, вытащил пистолет и застрелил обоих".
На снимке видны были два трупа, лежащие на полу станции, а позади них сквозь прутья решетки кассы выглядывал кассир.
— Идиоты, — тоном знатока заметил Лонгмен, — Умный человек не станет искать деньги в разменной кассе. Там никогда не бывает такой суммы, чтобы оправдать риск.
Райдер без всякого интереса кивнул, и на этом разговор, как часто вспоминал потом Лонгмен, вполне мог бы закончиться, если бы, стремясь заслужить уважение Райдера, он не дал воли фантазии.
— Если бы я решил совершить преступление в метро, — продолжил он, — то я не стал бы связываться с разменной кассой.
— А что бы вы сделали?
— Что-нибудь сенсационное, такое, за что могут хорошенько заплатить.
— Например? — Интерес Райдера с виду был всего лишь данью вежливости.
— Например, захватил поезд, — бухнул Лонгмен.
— Поезд метро? И что же можно сделать с поездом?
— Задержать его и потребовать выкуп.
— Будь это мой поезд, я посоветовал бы оставить его себе.
— Речь не о самом поезде, — пояснил Лонгмен. — Выкуп за пассажиров. Заложников.
— Что-то это слишком сложно, — поморщился Райдер. — Не вижу, как это может сработать.
— Ну, это вполне может сработать, я порой над этим думаю. Просто так, ради смеха, понимаете?
Это была правда, он думал об этом ради смеха, но это был горький смех. Это была его месть системе. Точнее, всего лишь тень мести, игра, и ему никогда не приходило в голову, что все может быть вполне серьезно.
Райдер отставил кружку с пивом и повернулся так, чтобы взглянуть прямо в лицо Лонгмену. Твердым спокойным голосом, привыкшим командовать, как теперь понял Лонгмен, он спросил:
— Почему вы ушли со службы в метро?
Это был не тот вопрос, которого ждал Лонгмен, если он вообще чего-то ждал. Он застал его врасплох, и Лонгмен выпалил правду.
— Я не ушел из метро. Меня выгнали.
Райдер продолжал смотреть на него и ждать.
— Я не был ни в чем виноват, — сказал Лонгмен. — Я должен был бороться, но...
— В чем не виноват?
— Ну, в том, что случилось.
