Клэрри верно вычислила дверь. В крохотную щелочку пробивался свет. Ей было капельку стыдно подслушивать. Не дай бог попадет на любовную сцену. Тильда с Алексом были явно не в ладах весь вечер и сейчас, наверное, ищут примирение в объятиях. Очень может быть, что они уже в постели и…
— Конечно, радость моя. И не раз. Но комплиментов много не бывает.
А голос не Алекса! Там женщина. Круэлла. Она еще здесь? Почему? И что делает в спальне, с Тильдой?
Клэрри прижалась лицом к двери, заглянула в щелочку. И вовсе это не спальня, а ванная, с белым мраморным полом. Здесь все белое и сверкает, будто вырезано изо льда. Круэлла сидит на краю ванны с сигаретой в руке, время от времени стряхивая пепел в раковину. Тильды не видно. Нет, вот она — шагнула вперед, зажав сигарету в зубах, и наклонилась к Круэлле — прикурить. Потом выпрямилась и затянулась так глубоко, что Клэрри не удивилась бы, увидев сноп искр, разлетевшийся от горящего кончика. Тильда стояла вполоборота к двери, но, вынув сигарету изо рта и шумно выдохнув, она улыбалась — Клэрри в этом могла поклясться.
— Не забыть бы перед уходом открыть окно и включить вытяжку. Алекс взбесится, если дым учует.
— Из-за какой-то сигареты? Ради всего святого, Тильда!
— Для тебя, возможно, это просто сигарета, Джуди, а для меня куда как больше.
— Упаси нас господь от заботливых супругов!
Развернувшись, Тильда пристроилась на краешке раковины и теперь смотрела прямо в глаза Клэрри.
Клэрри съежилась в испуге, но Тильда ее, похоже, не видела.
— Как по-твоему, с ней будет все в порядке? — спросила Тильда. — Не то чтобы я в восторге от ее приезда, но ей и впрямь было плохо. Может, стоило послушать Тэкстониху и вызвать врача?
— Дай ей отдохнуть. Ты же видела — когда мы уходили, она спала как младенец.
— Все равно волнуюсь. Да и об Алексе нельзя забывать.
— Алекс тут при чем?
— Не знаю. Он меня тоже волнует — и все.
Стоило Тильде произнести имя мужа, как ладонь непроизвольно легла на горло. За вечер Клэрри видела такое не раз. И опять подумала, что шея у Тильды цыплячья. Сейчас точь-в-точь шея домашнего цыпленка, но со временем будет все больше и больше обретать сходство с недокормленной инкубаторской птицей.
— Брось ты переживать. Алекс в прекрасной форме, ну а малышка Клэрри… посмотрим. В конце концов, мы ее только что уложили. Пусть поспит.
Только что? Но это значит…
— С ней что-то не так, Джуди. Согласись, девочка она… странная.
— Ты уже говорила. Когда они с Моррисом приезжают к вам, ты только и делаешь, что твердишь о том, какая она странная и как вообще Моррис мог с ней связаться.
— Да-да, знаю, но сегодня все еще хуже. По-другому…
— Что значит — по-другому? Повторяю, всякий раз, когда они с Моррисом…
— Именно. С этого и начнем. Где Моррис? Раньше она приезжала только вместе с ним. Одна — никогда.
— Ну? А еще что?
— Джуди, да ты же ее видела. Она будто в другом мире существует. Лично я думаю, что у нее галлюцинации. А глаза?.. Как у наркоманки.
…Только что уложили. Значит, она проспала всего ничего. Несколько минут, а то и секунд… Обе по-прежнему в вечерних платьях, у Круэллы по-прежнему губы в вине, а Тильда все такая же пунцовая и измотанная. Ужин продолжается, и даже главное блюдо еще не подавали. Тильда с Круэллой отвели ее наверх, уложили и заскочили в ванную на тайный перекур. Обманщицы. Заставили ее поверить, что она в безопасности, а сами сидят тут, злословят о ней.
О ней все постоянно злословят. Вечно закрывают двери и шепчутся, думая, что она безнадежно глухая и не услышит или безнадежно тупая и не поймет. Даже Моррис иногда примыкал к заговорщикам и шептался с Тильдой и Алексом, вместо того чтобы оставаться по эту сторону дверей и слушать сплетни вместе с ней, Клэрри.
— Насколько хорошо ты знаешь эту девочку, Моррис?
— Я ее люблю.
— Но что ты о ней знаешь?
— Достаточно.
— С родителями встречался? Что они за люди?
— К чему ты клонишь?
— Быть может, с ней что-то произошло… в детстве. Ну, ты понимаешь.
— О да, отлично понимаю. Отец не насиловал Клэрри и не издевался над ней. Поменьше сериалов надо смотреть.
— У преступников, между прочим, на лбу не написано…
— И мать тоже, если на то пошло.
— Но что-то же с ней случилось, Моррис! Именно в детстве, в самом впечатлительном возрасте.
— И воспитатели ее не насиловали, и школьные учителя.
— Хочешь сказать, что лично знаешь ее воспитателей и учителей?
— Тильда, ты перегибаешь палку. Слишком далеко заходишь.
— Она что-то скрывает. Какую-то душевную травму, я тебе точно говорю. В психушке она не лежала?
— Нет.
— От депрессии страдает? Я имею в виду глубокую депрессию? Маниакальную?
— Нет.
— Джуди Маршалл знает отличного психиатра — говорят, он просто чудеса творит. Детские душевные травмы как рукой снимает. Ты не думал о том, чтобы…
— Нет.
Клэрри не нравилось, когда Моррис шептался о ней за дверью.
— Кстати, о наркотиках. Очень может быть, что у меня кое-что есть. Кое-что незаменимое, когда требуется забыть о двинутой невестке и муже-деспоте…
Ладонь Круэллы нырнула в вырез платья. Что она делает? Неужели собралась вытащить грудь и заткнуть Тильде рот?
Тильду бюст Круэллы не интересовал. Загасив сигарету в раковине, она выбросила окурок в окно.
А Круэлла уже извлекла из-за пазухи скомканный клочок бумаги. Довольная, что грудь осталась внутри, Клэрри была немного разочарована: Круэлла могла бы выудить оттуда что-нибудь позанятнее — дохлую рыбу, например… было бы похоже на картину сюрреалиста. Или дохлого кота — вот была бы жуть. Или даже дохлого далматинца. Для Круэллы — в самый раз.
Тильда отправила окурок Круэллы в окно вслед за своим и принялась рукой смывать с раковины следы преступления, приговаривая:
— Давно пора завести в ванной нормальные тряпки…
— Тильда, радость моя, — проворковала Круэлла, — ты только посмотри, какое чудное, чудное угощение приготовила для тебя твоя самая, самая лучшая подружка!
— Что?
Тильда обернулась, взвинченная, встрепанная. Сузила глаза, присматриваясь к угощению своей самой лучшей подружки.
— Джуди… Джуди! Не можем же мы…
— Это еще почему?
Клэрри приклеилась к щелке. Разглядеть бы, что там такое — в сложенных чашечкой ладонях Круэллы. Посмотреть явно есть на что, но из-за двери не видно. Ну что за досада — все равно что сидеть в кинотеатре позади какой-нибудь каланчи, закрывающей тебе большую часть экрана. Именно ту часть, где происходят самые интересные события.
