— Привет, — говорит моя помощница. — Видели это?
Она вытаскивает изо рта жвачку, растягивает ее и скатывает в шарик.
— Что именно? — спрашиваю я, откладывая сандвич.
— Вот это. — Триш бросает журнал мне на стол.
Я вижу огромное фото Теда Николса в домашней обстановке. Он выглядит очень довольным и беззаботным; я с удовлетворением замечаю, что на талии у него наросло жирку. Заголовок гласит: «Тед Николе возвращается». Затем следуют три страницы белиберды. Тед возлежит на диване. Тед сшит в баре и скалится, как последняя шалава. Тед плавает в ванне, в черном костюме, ослепительно белой сорочке и при галстуке, пытаясь подражать Джеймсу Бонду. Приводится цитата из интервью: «Я создаю одежду
для настоящих женщин, с красивыми телами и решительным взглядом на жизнь».
— Как будто ты что-нибудь знаешь о женщинах, — бормочу я, отшвыривая журнал.
— В журнале Hit тоже есть фото, — говорит Триш. — Он на какой-то премьере рядом с Келли Осборн в его платье.
Триш проводит целые дни за чтением журналов, в то время как должна отвечать на звонки, писать письма и рассылать одежду. И потому мимо нее ничего не проходит.
— А еще он дал интервью для Expert.
Сердце у меня падает. Кажется, мне остается лишь пойти и перерезать себе вены. Тед Николе заслуживает разве что хорошего пинка, но уж никак не трех страниц в журнале Grazia!
— Отличные новости, — говорит Александр, танцующей походкой возвращаясь в кабинет с кока-колой в руках. — Selfridges удвоил свой заказ сравнительно с прошлым сезоном. Звонили из Matches и интересовались насчет белых блузок, а из Ко Samui просят девять серебристых платьев. Очень немногие, к слову, до сих пор спрашивали об этих платьях. Это может быть настоящий гвоздь сезона.
Итак, клиенты спланировали свой бюджет, заглянули в каталоги и стали делать заказы. Мы с Александром начинаем видеть плоды своего тяжкого полугодового труда. Пока все идет нормально. Хотя, поскольку у нас маленькая фирма, масштабы не так значительны, как можно было бы подумать. Двадцать жакетов туда, пятнадцать блузок сюда. Даже самые крупные закупщики не берут больше тридцати вещей за раз — и это включая всю линейку размеров.
К слову о размерах. Самой большой у нас — четырнадцатый. Нормальный четырнадцатый, не маломерок. Восьмой соответствует двенадцатому у Chanel. Мне часто приходилось выслушивать жалобы от полных покупательниц, почему наша одежда заканчивается на четырнадцатом номере и почему мы не принимаем в расчет более крупных женщин. Однако тому есть бесчисленное множество причин.
Во-первых, это невыгодно. Сшить платье шестнадцатого размера вдвое дороже, чем восьмого, и в то же время я не смогу возложить эту разницу ни на магазин, ни на покупателя. Если бы платье шестнадцатого размера стоило примерно столько же, сколько два платья восьмого, то можно было бы попытаться. Но, к сожалению, все платья стоят одинаково. А поскольку в настоящее время мои доходы крайне нестабильны, то я просто не могу себе позволить обслуживать полных дам.
Во-вторых, на одежду больших размеров нет спроса. Это какой-то порочный круг: мы не шьем такие платья, поэтому полные женщины чувствуют себя слишком толстыми, для того чтобы одеваться стильно, и не проявляют никакого желания приобретать дизайнерские новинки. Я прекрасно знаю, что в конце сезона у меня останется много нераспроданных четырнадцатых размеров — куда больше, чем остальных. Взгляните на наши остатки после сезонной распродажи и увидите, что все это — четырнадцатые номера. Как правило, остается еще несколько «десяток», попорченных при хранении, но то, что большие размеры залеживаются, — это норма. В основном мы сосредотачиваемся на пошиве размеров от восьмого до десятого, потому что их носит основная масса наших клиенток. На самом деле планка постепенно снижается. Совсем недавно «маленьким» размером стал считаться уже не восьмой, а шестой. В США этот уровень упал до четвертого. Когда в моду вошли облегающие джинсы, это стало особенно очевидным; одна моя знакомая, которая работает в магазине Matches, сказала, что они продали больше всего джинсов четвертого и шестого размеров. Кажется, что, в то время как средний слой страдает от ожирения, богатые и знаменитые становятся все тоньше и тоньше.
Есть еще и третья причина, почему мы не шьем на шестнадцатый номер — причина, возможно, менее дипломатическая и связанная скорее с предубеждением. Мода работает на человеческие мечты, фантазии и иллюзии. А кто мечтает о том, чтобы носить шестнадцатый размер? Если, конечно, у вас не двадцатый — тогда шестнадцатый действительно должен казаться вам недостижимым идеалом. Но, в общем и целом ни одна из женщин, сидя у парикмахера или листая Vogue, не станет мечтать о том, чтобы поправиться. Дизайнерская одежда лучше всего смотрится на худосочных. Незадолго до лондонской Недели моды один мой знакомый дизайнер после хорошей выпивки признался, что, если бы его костюмы ходили по подиуму сами по себе, он был бы просто счастлив. «Все линии ложатся именно так, как нужно, когда внутри одежды нет ни задниц, ни грудей, — бормотал он. — Если бы по подиуму могло ходить что-нибудь абсолютно плоское, вроде листа бумаги… Честное слово, меньше всего дизайнеру хочется, чтобы кто-нибудь надевал его вещи».
Я, кажется, понимаю, что он имеет в виду. Платья, юбки и блузки выглядят просто замечательно, когда ты их рисуешь, раскрашиваешь и вешаешь на стенку. С точки зрения дизайна они безукоризненны. Но как только дело доходит до ткани со всеми ее дефектами, и раскройщица говорит, что платье не будет сидеть как надо, — короче говоря, когда вдело вступает человеческий фактор, — то все сразу портится, и приходится идти на компромисс. Дорогу искусству и настоящей эстетике преграждает женщина — реальная женщина. И потому чем она эфемернее и ближе по очертаниям к листу бумаги, на котором нарисовано платье, тем лучше для дизайнера.
Просто счастье, если при всем при этом кто-нибудь вообще захочет у тебя что-либо покупать. Но люди все-таки покупают, и Selfridges, например, удвоил заказ. Честно говоря, я слегка удивлена. Может быть, моя коллекция оказалась ниже всякой критики, но зато приобрела успех у рядовых покупателей? Единственная проблема, с которой мы сталкиваемся теперь, получая заказы, — как все успеть?
На настоящий момент все мои платья сшиты здесь, в Англии. Конечно, строго говоря, это не совсем правда — что подтвердит любой, кто смыслит в бизнесе. Вещи могут быть изготовлены где угодно, но, если последний стежок был положен в пределах Соединенного Королевства, ты смело можешь писать на ярлычке: «Сделано в Англии». С тех пор как в северных странах сильно сократилась сфера обрабатывающей промышленности, почти ничто не шьется на месте. Даже Marks & Spencer в большинстве своем перебрались на Восток. Десять лет назад слова «сделано в Англии» что-то да значили — это был своего рода символ качества; в наши дни это всего-навсего говорит о том, что кто-то в Англии, перед тем как выбросить платье на рынок, пришил на него еще одну пуговицу. И если вы присмотритесь повнимательнее, то увидите, что само оно сшито не здесь. Стежки слабые, шов кривоватый, изделие не отпарено и неправильно сложено. Но делать нечего, поскольку раздобыть одежду, сшитую действительно в Англии, очень нелегко…
