Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Ни одной из знатных матрон Рима не жилось лучше, чем ей. Ее носили по улицам в носилках, одевалась она — как императрица. Когда император переселился на остров Капри, она должна была сопровождать его туда, и там он купил ей виллу со множеством рабов и драгоценной утвари.
— Да, ей, должно быть, в самом деле, жилось хорошо, — сказал виноградарь.
Он один теперь поддерживал разговор с незнакомцем. Жена примолкла и с изумлением наблюдала перемену, происшедшую в старой женщине. С самого появления незнакомца та не проронила ни слова. Мягкости и приветливости ее как не бывало. Она отодвинула от себя пищу и, прижавшись к косяку двери, сидела, выпрямившись, и глядя в пространство, со строгим и окаменевшим лицом.
— Император хотел, чтоб она жила счастливо, — сказал незнакомец. — Но, несмотря на все его благодеяния, и она изменила ему.
Старая женщина вздрогнула при этих словах, но молодая успокаивающим жестом коснулась ее руки и заговорила своим задушевным, кротким голосом:
— Я все-таки не могу поверить, чтоб старая Фаустина была так счастлива при дворе, как ты говоришь, — сказала она, обращаясь к незнакомцу. — Я уверена, что она любила Тиберия, как собственного сына. Я могу представить себе, как гордилась она его благородной юностью и как велико было ее горе, когда к старости он стал подозрительным и жестоким. Наверное, дня не проходило, чтоб она не увещевала и не предостерегала его. Ужасно тяжело было ей видеть, что мольбы ее остаются тщетными. И наконец она не в силах была видеть, как он все глубже и глубже падает.
Незнакомец, пораженный этими словами, наклонился немного вперед, чтобы увидеть лицо говорившей. Но молодая женщина не взглянула на него. Глаза ее были опущены, и она говорила совсем тихо и грустно.
— Быть может, ты права в том, что говоришь о Фаустине, — ответил он. — Она, действительно, не была счастлива при дворе. Но все-таки странно, что она покинула императора в глубокой старости после того, как всю свою жизнь была при нем.
— Что ты говоришь? — воскликнул виноградарь. — Неужели старая Фаустина покинула императора?
— Она тайком, никому ничего не сказав, скрылась с Капри, — ответил незнакомец. — Ушла такой же нищей, какой пришла. Не взяла с собой ничего из своих сокровищ.
— И император, действительно, не знает, куда она ушла? — спросила своим кротким голосом молодая женщина.
— Нет, никто не знает достоверно, куда она направила свой путь. Но все же считают вероятным, что она отправилась искать себе убежища в родных горах.
— И император не знает, почему она решила скрыться? — спросила молодая женщина.
— Нет, император ничего не знает об этом. Не может же он думать, что старая кормилица покинула его, потому что он однажды ее упрекнул, будто она, как и все другие, служит ему за подарки и награды. Она же знает, что Тиберий никогда не сомневался в ее бескорыстии. Он все еще надеялся, что она по доброй воле вернется к нему — ведь никто лучше ее не знает, что теперь он остался совсем без друзей.
— Я не знаю Фаустину, — сказала молодая женщина, — но думаю все-таки, что могу понять, почему она покинула императора. Фаустина выросла на этих горах в простоте и благочестии и ее постоянно влекло сюда обратно. Но все же она, наверное, никогда не оставила бы императора, если б он не оскорбил ее. И я понимаю, что после этого она наконец сочла себя вправе подумать о самой себе, понимая, что жизнь ее близится к концу. Будь я бедной женщиной, родившейся в горах, я, вероятно, поступила бы так же. Я подумала бы, что сделала достаточно, целую жизнь посвятив своему господину. Я ушла бы наконец от роскоши и от императорских милостей, чтобы дать душе моей насладиться истиной и честью, прежде чем она покинет меня и направится в далекий путь.
Старик грустно посмотрел на молодую женщину.
— Ты не думаешь о том, что теперь император будет вести себя еще более ужасно. Ведь рядом с ним сейчас нет никого, кто мог бы его переубедить, когда им овладевают подозрительность и презрение к людям. Ты только подумай, — старик мрачным взглядом впился в глаза молодой женщины, — на всем свете нет теперь человека, которого бы он не ненавидел, которого бы не презирал.
Когда он произнес эти слова горького отчаяния, старая женщина сделала резкое движение и повернулась к незнакомцу, но молодая твердо взглянула ему в глаза и ответила:
— Тиберий знает, что Фаустина вернется к нему, как только он этого пожелает. Но она должна знать, что ее старым глазам не придется больше видеть при дворе порока и бесстыдства.
При этих словах все они поднялись, но виноградарь и его жена стали впереди старой женщины, как бы защищая ее.
Незнакомец не произнес больше ни слова, но устремил на старую женщину вопрошающий взгляд. «Это твое последнее слово?» — как будто хотел он сказать.
Губы старухи дрожали, и язык не повиновался ей.
— Если император любил свою старую прислужницу, пусть он даст ей покой в последние ее дни, — сказала молодая женщина.
Незнакомец еще медлил, но вдруг его сумрачное лицо просветлело.
— Друзья мои, — сказал он, — что бы ни говорили о Тиберии, есть все-таки одно, чему он научился лучше всех других — способности к самоотречению. Я должен сказать вам только еще одно: если эта старая женщина, о которой мы говорили, придет однажды в эту хижину, примите ее с радушием! Милость императора будет оказана всякому, кто окажет ей помощь.
Он закутался в свой плащ и удалился той же дорогой, какой пришел.
После этого случая виноградарь и его жена никогда больше не говорили со старой женщиной об императоре. Разговаривая между собой, они удивлялись, как, несмотря на глубокую старость, нашла она в себе силы отказаться от богатства и могущества, к которым привыкла.
— Не вернется ли она скоро опять к Тиберию? — спрашивали они себя. Она, конечно, все еще любит его. Она покинула его в надежде, что это заставит его одуматься и отказаться от жестокостей и несправедливости.
— Такой старый человек, как император, никогда не сможет начать жить по-новому, — говорил муж. — Как сможет он избавиться от презрения к людям? Кто сможет научить его любить людей? Без этого он никогда не исцелится от подозрительности и жестокости.
— Ты знаешь, что есть одно существо, которое могло бы помочь этому исцелению, — отвечала жена. — Я часто думаю, что было бы, если б эти двое встретились. Но пути Господни неисповедимы.
Старая женщина, по-видимому, совсем не тосковала по своей прежней жизни. Когда через некоторое время у молодой родился ребенок, Фаустина стала ходить за ним и казалась такой довольной, словно забыла все свои горести.
Каждые полгода, закутавшись в свой длинный серый плащ, она спускалась вниз, в Рим. Но там она ни к кому не заходила, а шла прямой дорогой к Форуму. Здесь она останавливалась перед маленьким храмом, воздвигнутым на одной из сторон богато украшенной площади.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
