Мистер Хоукснитч сначала составил список — длинный список тех, у кого он был в долгу за бесплатный обед; затем вычеркнул из него тех, кто явно отклонит приглашение в такой дом; затем долго сидел и крутил телефонный диск. Затем снова позвонил миссис Ривз.
— Дорогая, все устроено, — залепетал он с наигранным энтузиазмом. — Я заручился согласием трех очаровательных людей, которые с восторгом придут к вам на семейный обед и могут быть вам весьма полезны. Ну, разве я не молодчина?
— Вы так любезны, — проворковала миссис Ривз. — Кто же эти люди?
— Во-первых, Бекки Бэрден. Из тех самых Бэрденов — ну, вы знаете. Достопочтенная Ребекка Бэрден, дочь покойного лорда Кроудера и сестра нынешнего пэра.
— О! — задохнулась от восторга миссис Ривз. — Я видела ее фамилию в светской хронике.
— Она знает всех, дорогая. И она охотится! Правда, чудесно, если она придет? Да и другие тоже люди с весом. Помните, я говорил вам, что если вы серьезно хотите приобщиться к свету, нельзя пренебрегать литературой и искусством? Настоящие художники и писатели всегда знакомы с лучшими людьми, но не очень разборчивы и готовы встречаться с другими тоже, словом, их о-очeнь полезно приглашать. Вот я и приведу к вам мистера и миссис Руперт Фэддимен-Фиш.
— Что-то я не знаю, кто это, — благоговейно прошептала в телефонную трубку миссис Ривз.
— О, моя дорогая, это люди с большим весом. Ему принадлежит уйма книжных магазинов, — богат до тошноты! — ну и, конечно, они знают тонны и тонны знаменитых писателей! Словом, это не просто рядовые интеллигенты или, скажем, лавочники. Они тоже ездят на охоту! Я уверен, что они вам понравятся, дорогая. Это такие прелестные люди! Ну, оцените хоть немного мои старания!
Миссис Ривз пробормотала какие-то лестные слова.
— Как мило вы это сказали, — улыбаясь в телефон, промурлыкал мистер Хоукснитч, весьма довольный собой. — Ну, а теперь могу я помочь вам с приготовлениями?…
Кончилось дело тем, что мистер Хоукснитч продиктовал все меню, сказал, как надо рассадить гостей и даже какие купить цветы.
— И не забудьте про вино…
— Об этом позаботится муж.
— Что ж, только вы проследите, чтобы это было то вино, какое надо, дорогая. И чтоб на бутылке стояло нужное название и год. Мистер Фэддимен-Фиш — великий знаток вин…
— Э-э, это еще что такое? Что это значит? Холодный обед в воскресенье? По какому такому случаю? — горестно воскликнул мистер Ривз, с обычной своей пунктуальностью войдя, по звуку гонга, в столовую.
— Не обед, душа моя, а легкий завтрак в семейном кругу. Обед будет вечером.
— Да знаю я, — недовольным тоном сказал мистер Ривз. — Но по воскресеньям в час дня мы уже тридцать лет едим горячее. Какого же черта теперь это менять?
— Ты, должно быть, забыл, душа моя, — укоризненно проворковала миссис Ривз. — Ты же знаешь, я говорила тебе, что Энcи с друзьями придут к нам вечером. Их-то мы уж должны накормить обедом, а требовать, чтобы прислуга в воскресенье дважды готовила горячий обед, мы же не можем, правда?
Мистер Ривз буркнул себе под нос короткую, хлесткую и весьма неожиданную цитату из Рабле касательно мистера Хоукснитча и его друзей.
— Холодная баранина, — с величайшим отвращением произнес он. — И вода…
— Пожалуйста, не ворчи, — мягко, но высокомерно изрекла миссис Ривз. — Да еще по таким пустякам. Вечером получишь отличный обед. Кстати, пока не забыла: достань-ка к вечеру самое лучшее вино. Мистер Хоукснитч — великий знаток вин.
— Вот уж никогда бы не подумал, — сказал мистер Ривз, мрачно жуя холодную баранину. — Мороженое с содовой, по-моему, скорее по его части.
Мистер Ривз был приучен к домашней узде, и, когда ее натягивали, он повиновался, хотя и не без воркотни. В тот вечер, после еще одного препирательства с миссис Ривз, он нехотя надел крахмальную рубашку и галстук бабочкой: миссис Ривз была уверена, что остальные мужчины будут именно так одеты; неужели он хочет выглядеть белой вороной, чтобы все подумали, будто он не знает, что должен надевать мужчина, когда обедает с дамами, а?… С еще большей неохотой спустился он в погребок и любовно оглядел собрание своих молчаливых друзей. С болью в сердце взял одну из немногих остававшихся у него бутылок рейнвейна 1921 года и поставил на холод. Затем с еще большей болью в сердце пожертвовал бутылкой Волнея 1919 года и, тяжко вздыхая, перелил в графин содержимое бутылки своего лучшего старого коньяку, а также бутылку портвейна высшего качества. Сколько сокровищ коту под хвост! Вот если бы это был старина Саймонc!… Надо будет приберечь немножко коньячку для старины Саймонса на случай, если он заглянет вечером.
Поднявшись наверх, мистер Ривз вымыл руки, запачканные пыльными бутылками, и прошел в комнату, которую он называл «общей», а миссис Ривз — «гостиной». Даже ему, давно уже переставшему замечать изменения в туалете жены, бросилось в глаза то, что разодета она была необычайно пышно. Новое вечернее платье и серьги, которых он еще ни разу не видал, — при одном взгляде на них у мистера Ривза заныло в кошельке.
Миссис Ривз нервничала — это заметно было с первого взгляда. Как только на улице слышался шум автомобиля, она шикала на мистера Ривза, призывая его к молчанию, и напряженно ждала, проедет машина мимо или остановится. Но вот машина проезжала, и не успевал мистер Ривз, без всякой злобы, снова раскрыть рот, как она прерывала его на полуслове и кричала что-то Эстер.
Наконец какая-то машина остановилась, и у входной двери раздался звонок.
— Вот и они! — возбужденно воскликнула миссис Ривз. — Хоть бы эта дуреха не забыла взять у гостей пальто и накидки, как я учила ее.
— Это так важно? — ворчливо отозвался мистер Ривз. — Они что, сами не могут снять плащи и галоши?
Миссис Ривз бросила на него взгляд, исполненный презрения: да неужели настоящие люди, лучшие люди станут вечером, садясь в собственную машину, надевать галоши и плащи, даже если на улице и дождь! В волнении она пересекла было комнату, как бы направляясь в холл, и тут же снова вернулась к камину. Подумать только! Наконец-то у них будут настоящие люди!…
Эстер, как и ожидала миссис Ривз, все напутала, объявляя гостей, а затем мистер Ривз (какого черта! мужчины-то все в черных галстуках!) был отдан на растерзание очаровательному, изысканно светскому мистеру Хоукснитчу, который и представил ему гостей. Если бы Энcи выстроил перед ним три экспоната из «комнаты ужасов» музея восковых фигур, Ривз едва ли был бы более поражен. Миссис Фэддимен-Фиш появилась в платье с таким глубоким вырезом спереди и сзади, что целомудренному мистеру Ривзу стало страшно за общественную мораль. Она походила на вульгарную карикатуру еврейского варианта Елизаветы Тюдор и обладала неприятным, высоким и пронзительным голосом, трели которого нещадно терзали слух окружающих. Если миссис Фэддимен-Фиш была худощава, то мисс Бэрден была просто скелет. Здороваясь с ней за руку, мистер Ривз невольно проникся к ней состраданием и порадовался, что хотя бы раз в жизни она сможет вволю поесть. Светлые волосы мисс Бэрден были уложены в замысловатую прическу, напоминавшую прически голливудских звезд, хотя за такое лицо продюсеры не заплатили бы и доллара в месяц. Лицо было детское, курносое, потасканное и очень размалеванное. В противоположность миссис Фэддимен-Фиш она обладала сиплым, гнусавым голосом, наводившим на мысль, что ей уж слишком удачно вырезали аденоиды.
