вскорости предстоит стать мерином. – Не волнуйтесь так и постарайтесь не двигаться: не ровен час, порежетесь, у меня же ножницы в руках.
– Где я? – прохрипел Платон. Подумал и добавил: – Кто Вы?
– Меня зовут Карл Абрамович, – терпеливо ответил старик, ловко орудуя ножницами. – Сегодня Вы мой гость. Постарайтесь расслабиться и успокоиться, а я постараюсь, чтобы Вам не было больно. Договорились?
Платон кивнул.
– Ну вот и славно.
Ботинки и ворох изрезанных тряпок, в которые превратилась одежда, неопрятной кучей валялись в углу у двери. Карл Абрамович оставил на Платоне только трусы с веселым орнаментом из цветочков и пальм, отвернулся и принялся зажигать свечи, расставленные в форме замкнутой пентаграммы под столом и около стен. Черные толстые фитили затрещали, к потолку потянулись сероватые дымные струйки. Закончив со свечами, старик, вполголоса то ли бормоча что-то, то ли напевая, двинулся вдоль полок, поочередно снимая оттуда и раскладывая в определенном порядке на столе подле Платона моток суровой нитки, несколько толстых загнутых игл, широкую кисть, всю в засохшей багровой краске, две длинные блестящие спицы, пожелтевшие обрывки бумаги с какими-то неразборчивыми письменами, а под конец – деревянную мисочку с черным порошком, похожим на молотый перец, и большую банку с мутно-зеленой жидкостью, прикрытой сверху куском пожелтевшей марли.
– Ну-с, батенька, начнем, – провозгласил Карл Абрамович, взял длинные спицы и приставил их острые концы к вискам лежащего на столе человека.
Платон внезапно широко распахнул глаза, задергался так, что стол задрожал и подпрыгнул, и заорал что было мочи:
– Пожар!!!
Карл Абрамович вздрогнул, отдернул спицы от висков Платона и только успел подумать, что этот поганец, похоже, точно знает, что нужно кричать, чтобы поднять тревогу, как пожар действительно полыхнул. Заслонка печи вылетела со звоном. Из отверстого жерла взметнулось свирепое пламя. Огоньки свечей на мгновение взвились вверх, будто факелы, и тут же погасли, исторгнув клубы черного дыма. Клубящийся огненный вихрь закружился на месте, словно торнадо, выжигая большую дыру на ковре, и превратился в фигуру женщины – обнаженной, сильной, яростной, страшной. Она взмахнула длинными пламенными волосами и потянулась к Карлу Абрамовичу.
Старик, однако, не растерялся. Неуловимо быстрым движением он подхватил со стола банку с мутной жидкостью, сорвал с нее марлю и выплеснул содержимое в саламандру. Агния вскрикнула и мгновенно приняла человеческий облик; капли зеленоватой масляной жижи блестели на голой груди и руках. В руке Карла Абрамовича блеснула спица. Одним прыжком он обогнул стол и сделал стремительный выпад, целя Агнии в живот. Она отшатнулась, запнулась о прожжённый ковер и упала. Некромант торжествующе занес над ней смертоносную сталь, но в это время у него за спиной что-то гулко ударило, будто взорвавшись. Несколько стоявших на подоконнике цветочных горшков с алоэ, фиалками и геранью лопнули, керамические осколки шрапнелью брызнули в стороны. Кучки бурой земли вывалились на пол, зашевелились, собираясь в одну, стремительно вырастая, пока не стали похожи на глиняного женоподобного голема, приземистого, мощного, с огромными буграми грудей, похожими на проходческий щит. Карл Абрамович и тут не потерял присутствия духа: отшвырнул спицу, с редким проворством схватил с полки два черных блестящих стержня, вскрикнул, стукнул ими друг о друга, высекая искру, и направил на приближающуюся Наину, наступавшую медленно, но неотвратимо, как оползень из земли и камней. Раздался электрический треск, в комнате ослепительно вспыхнула голубоватая вспышка, запахло озоном, и длинная, узловатая молния ударила Наине в грудь, мгновенно превратив верхний слой земли и песка в обожжённое стекло. Женщина – гном остановилась. Некромант, с удивительной для его возраста прытью скачущий вдоль длинных полок, схватил молоток и уже занес его для удара, когда послышался низкий гул, в одно мгновение превратившийся в рев. Из старого чайника в потолок била вода, как будто вдруг из подземных глубин вырвался немыслимой силы гейзер, прорвавшийся сквозь болотную грязь, кирпичные кладки, асфальт, гнилое дерево и штукатурку. Поток набрал силу, качнулся, и с силой ударился в стену, смывая с полок колдовскую утварь и обрушив тяжелые стеллажи на присевшего в ужасе некроманта…
7
В дверь тихонечко постучали.
– Карл Абрамович? – раздался встревоженный старушечий голос. – У Вас все в порядке?
Сидящий в кресле Карл Абрамович поморщился, прижимая к растущей на морщинистом лбу большой шишке смоченное в воде полотенце, и отозвался:
– Все хорошо, Марфа Игнатьевна! Просто книжки с полки свалились.
Слышно было, как старушка потопталась немного, а потом легкие, шелестящие шаги прошаркали по коридору и затихли вдали.
– Вы извините нас, – примирительно сказала Марина. – Неудобно получилось. Просто не было времени объяснять.
– Да что уж там, – ответил Карл Абрамович. – Бывает. Я вот тоже погорячился. Не каждый день, знаете ли, к тебе в дом врываются четыре элементали в полном составе. Грешным делом, подумал даже, что вас кто-то прислал по мою душу: да вот хоть бы и Иван Соломонович из тридцать пятой квартиры, он меня недолюбливает.
Старик покряхтел, окинул взглядом разрушенный кабинет и укоризненно произнес:
– Но беспорядок, конечно, тут теперь знатный.
С правой стены стеллажи были снесены полностью; в лужах воды на погубленном, превращенном в трясину ковре валялись разбитые склянки, размокшие пучки трав, черепки и грустные, мокрые артефакты. Изразцы на боках погасшей печи частью осыпались, частью потрескались, заслонка валялась под столом; тяжелые шторы бесформенной сырой грудой лежали под распахнутыми оконными рамами с треснувшими стеклами – следы вторжения Селины, ворвавшейся как раз в тот момент, когда мощный поток превращал лабораторию некроманта в свалку отсыревшего хлама.
– Мы все приберем, – заверила Марина. – И даже починим. Да, девочки?
– Угу, – угрюмо отозвалась Наина. – Непременно.
Она сидела на табуретке, искоса посматривая на некроманта, и смахивала ладонями со смуглой обнаженной кожи мелкие чешуйки остекленевшего песка и земли.
Карл Абрамович махнул рукой, облепленной насквозь мокрым рукавом шлафрока.
– Могли бы просто спокойно войти и попросить. Мне он, вообще-то, без особой надобности, так, приобрел, можно сказать, по случаю, собирался немного поэкспериментировать, не пропадать же добру…
– А что Вы хотели с ним сделать? – полюбопытствовала Агния. Она сидела на столе, рядом с растопыренными босыми ногами лишившегося чувств Платона; зеленоватая пленка засохшей жидкости, которой облил ее некромант, еще поблескивала на груди, боках и правой руке, не причиняя, по-видимому, неудобств, но, если бы она не успела принять человеческий облик, последствия были бы куда как серьезнее: Карл Абрамович знал, чем можно плеснуть в саламандру, и это уж точно не было обычной водой.
– Просто небольшой опыт управления рудиментарным сознанием в мертвом теле, – пожал плечами старик. – Парализовал бы, зашил глаза и рот, остановил сердце, потом немного порошка, кое-какого отвара…в общем, ничего необычного.
