не сыскал и то воистину мне жалко…
Повздыхала Дивзора по сестре своей пропавшей, поплакала малость, да уж делать-то было нечего, и пошли они далее вместе.
Таким же образом и Узору они забрали и направились затем прямоходом к Ягихиной хатке. Шли-шли, шли-шли, наконец глядь — а вот же и она, у пропасти стоит у самой. И опять же стоит-то неладно — к провалу треклятому передом, а к троице нашенской вестимо задом.
— Эй, избушка-избушка, — гаркнул громко силач, — стань-ка как надо: к нам своим передом, а не к нам задом!
Скри-и-п! Та и развернулась, как было сказано.
— Хэ! — усмехается Куколока, — Тут Бабуся Яга живёт, моя знакомая. Да какая там бабка, право слово — девица она клёвая, ага!
И давай в колокольчик настенный вовсю названивать.
Сперва-то никто ему не открывал. Стало даже казаться, что Бабы Яги дома не оказалося. Мало ли где она шастала по своим-то делам. И тут вдруг — ба-бам! — растворяются неожиданно двери ветхие, не правые которые, а те, что были слева, и в дверном проёме такенная появилась уродина, что ни в сказке, как водится, сказать, ни борзым пером её описать…
Да описать-то всё ж надо. Была она старая очень и жутко собою страшная: порастрёпанная вся, крючконосая, горбатая… Рот клыкастый у неё перекошенным был от ярости, а глазки-уголья пылали багровым пламенем…
— Что, гости незваные, — визгливо вскричала карга, — не ждали?!! Вам, мерзавцам бестолковым, только хорошенькое подавай! Ан природа ведь двояка: тут тебе ладно, а тут и беда вдруг пришла!..
Вскинула она пред собою руки свои, крюки, и с такою силою Куколоку в грудь пихнула, что тот ажно отшатнулся.
— Пошёл вон, паразит Куколока! — пуще прежнего она заорала, — Давай, давай, проваливай! Убирайся туда, где ты нагадил!
Упёрла она руки в бока и вдруг запела голосом ведьмачьим:
Ну-ка, жулик Куколока,
Я гляжу — с тобой морока.
Ты не гость — ты мне брехал…
Куды мостисся, нахал?!
Вы в природе словно воры,
Нету в мире вам опоры.
Вам бы сеять бы да жать,
Ну а вы — уничтожать!..
Вы всё жжёте и крушите,
По планете шебуршите,
И на всё ваш гад-народ
Разевает жадно рот.
И не злись, меня тут хая!
Я, Яга, для вас — лихая.
Так что, хищник, хай, не хай,
Коль попался — подыхай!
Понял опешивший малый, что с этою ведьмою не так-то легко будет сладить, передал он корзинку кошачью девахам перепужавшимся и принялся Ягу уговаривать.
— Успокойся, Бабуся! Успокойся, Ягуся! — миролюбиво поднял он руки, — Мы тебя не обидим. И природу мы любим. Мы не те люди, которые на Земле бедокурят…
А та ещё более озлела на рожу, вся как-то скорёжилась — да как ткнёт ему посохом в пузо! Аж усилок в дугу-то согнулся.
— А мне вас сортировать-то некогда! — взорвалася она гневом, — Мне что правый, что виноватый — один хрен! Вы вместе ответственны за дела свои скверные!.. Ну, ярой никчёмный, не хочешь добром улепётывать — пеняй тогда на себя! Изничтожу я тебя ко всем чертям!..
И ногою ему по харе — ба-бац!
Полетел Куколока по воздуху, словно мячик, и на землю шагах в двадцати оттуль брякнулся. Палица его потерялася, и пока он на ноги вставал да будто пьяный шатался, энта зараза уже тут как тут топталася, вся наполненная ядовитой яростью. Ухватила она витязя битого за грудки и давай его тузить вовсю да возить. А он и сопротивляться толком-то не может: вроде и пытается как-то силе пересильной противостоять — да куда там! Не та у него мощь оказалася — меньшая, чем у Яги, гораздо.
Наконец, приволокла страшная Баба ослабленного силача к самому провалу да над пропастью бездонной и наклонила его слегка.
— Ну, природный враг, — злорадно она прорычала, — отправляйся теперь в тартарары! Нету злодеям места на теле Земли!
И вот уже совсем ничего осталось бедному Куколоке, чтобы кувырнуться в невыразимое это Ничто, как вдруг… что это? Перестала Ягиха его толкать, и слегонца в лице она поменялася.
Ну да! Ей-ей же поменялася! Не такою ужасною на харю она вдруг стала!
Оттянула она Куколоку от края провального и плавненько этак прежнею красавою оборотилась. Ну, в точности она сделалась такою же, каковою герой наш узрел её впервой.
— Твоё счастье, Куколока, — ласково девица сказала, — что на белом свете сейчас день занялся. Одно лишь мгновение тебя отделяло от смертушки невозвратной…
— Фу-у! — выдохнул помилованный силач, — Ну и страху ты на меня нагнала, Яга! Вот же и сила-то у тебя — куда как покруче она, чем у твоих братцев!
— А природа, Бронебой, необорима, — улыбнулась она ему мило, — Никому из её созданий свою мать победить ведь нельзя. А если какой дурак это сделать попытается, то неминуемо ему кирдык настанет. Помягче надо с природой-то, поумнее да поласковей…
Ну что ж, Куколока с Ягою в этом деле был согласен.
А Баба к себе их троицу уже приглашает, погонять с утреца чаи. Посидели они за столиком деревянным, попили отвару духмяного со сладкими баранками, а потом Куколока Яге клубочек путеводный передал, поблагодарил её за помощь искренно и стал уходить оттуда торопиться.
— А ты слишком-то не спеши, герой Куколока, — усмехаясь, говорит ему красава черноокая, — Дураком-то побыть чай ещё успеешь. Побудь хоть немножко умником напоследок…
— Как так? — удивляется тот преявно.
— А вот так, дорогой! Едва ты сквозь пещеру-то пройдёшь, как прежний свой вид тотчас обретёшь: дурнем опять сделаешься, ага.
— Ай-яй-яй-яй-яй! — превесьма наш парень раздосадовался, — А я-то было надеялся, что от дури своей я избавился. Вот же ещё незадача! Мало того, что Миловзору я не сыскал, так ко всему вдобавок опять дураком стану. Эх, несчастный я, несчастный!..
Рассмеялася звонко красавица и, кошечку мурлыкающую на коленях своих поглаживая, таково обречённого утешала:
— А ты зазря-то не плачься, паренёк удалый! Как говорится, не было бы счастья, да несчастье вишь помогло. Не всё ещё пропало-то, чтобы нюни здесь распускать. Слушай внимательно и запоминай: коли ты ещё разок на свете умрёшь, то сызнова ум обретёшь, и тогда беду на радость вновь оборотишь. А она, радость-то, может быть, совсем рядом. На!
И она кошку ему бережно передала.
— Ну а теперь идите себе с богом! — поторопила Ягуся нашу троицу, — Путь-дороженька на ту сторону уже готова.
Развернулася избушка к провалу передом,
