мотоциклы или мопеды, тарахтящие на три района окрест.
Я давно мечтал прокатится в автомобиле, развалившись в кожаном кресле, с опущенными стеклами и ветром на перегонки. Кто же знал, что первый раз выйдет таким… Большую часть пути я провалялся на заднем сиденье, созерцая катающуюся по коврику бутылку. Туда-сюда, туда-сюда – бултыхалась внутри прозрачная жидкость. Пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать подступающие рвотные позывы.
Мы ехали долго – гораздо дольше ожидаемого. Салон постоянно трясло, а меня бросало из стороны в сторону, словно мешок картошки. Связанный за спиной руки отдавались острой болью, но я терпел. Знал, что сидящего рядом стригуна жалостливыми стонами не проймешь. Наоборот, ему только дай повод - мигом бока намнет.
Один раз наша машина застряла. Мотор натужно взревел, пытаясь вытащить из грязи бешено крутящиеся колеса. Зад повело, приложив с силой о невидимую преграду. Послышался противный скрежещущий звук, перемежаемый бранью водителя. Но мы все же выбрались. Рванули с места так, что вдавило в спинку сиденья.
И снова виляние по узким улочкам поселка: бесконечные повороты, тряска по колдобинам. В голову стали закрадываться нехорошие мысли: а что, если свезут в степь? Бескрайние просторы давно превратились в подобие местного кладбища, не имеющего ни крестов, ни памятных табличек. И даже закапывать здесь было необязательно. Местная живность прекрасно справлялась с обязанностями могильщика, объедая тела и растаскивая кости. Обычное дело, наткнуться на череп за железнодорожной насыпью. Мамочки, до чего же страшно…
Мотор вскоре затих и меня вытащили наружу. Толкнули прямиком к высившемуся впереди забору.
Почуяв посторонних, за оградой оживился пес. Принялся бегать по двору позвякивая цепью, а услыхав звонок и вовсе зашелся в заливистом лае. Тут меня по-настоящему и скрутило. Липкий ужас оплел ноги своими щупальцами, и пополз вверх, к бешено колотящемуся сердцу. Я бы непременно упал навзничь, если бы чужая рука не схватила за капюшон.
- Без шуток, пацан, - донесся из-за спины голос.
Да какие уж тут шутки. Я буквально видел, как громадный Алабай тащит мое тело по саду. Как разрывает на части, словно безвольную тряпичную куклу. Только вылетают наружу не клочки ваты, а кишки… Мои кишки!
Слова всех молитв стерлись из памяти. И только одна фраза звучала в голове отчаянным набатом: «мамочка, помоги»!
Я настолько перепугался, что не заметил смену конвойного. Место сопровождавшего меня стригуна занял другой человек: в старом кителе нараспашку, с казачьей нашивкой на рукаве.
- Ну, чего замер – ступай.
Впереди лежал сад – исключительная редкость для поселка, втиснутого в узкое пространство и потому испытывающего крайнюю нужду в свободной земле. Тут не то, что клумбу разбить - жить было негде, и вдруг этакое чудо. Дорожка вела мимо фруктовых деревьев прямиком к небольшому дому с фасадом в два окна. Сбоку притулилась поленница и, о ужас, огромная собачья будка. Самого пса не было видно, но я знал, что он там. Об этом свидетельствовала цепь, тяжелыми полукружьями лежащая на земле. Это же какого зверюгу она держит?
- Трезора испугался? – хохотнул стоящий рядом казак. – Не боись, он свою службу знает. Это если бы без приглашения сиганул через забор, тогда да - прихватил за задницу, а на гостей в сопровождении не кидается - умный пёс… Ну-ка, повернись.
Я дернулся, заметив взметнувшуюся тень руки, но против ожидания казак бить не стал. Вместо этого помог избавиться от кляпа. Потом вытащил нож и одним движением перерезал стяжки.
Я попытался приподнять онемевшие руки, но суставы отозвались незамедлительной болью, а пальцы не шевелились, застыв скрюченными отростками.
- До свадьбы отойдет, - пошутил казак, и этак по-свойски подмигнул, – пошли, малой.
- К-куда?
- У тебя что, полно вариантов? Видишь крыльцо впереди - туда и ступай.
Крыльцо я и вправду увидел. Когда-то давно оно было выкрашено в синий цвет с резными перилами. Нынче же краска облезла, древесина иссохлась и потрескалась, а на перилах подобно морскому слизню раскисла старая тряпка.
Пока я шел, всем своим нутром ощущал настороженный взгляд. Громадный пес следил за мною из черноты будки. А ну как сорвется и кинется?
Обошлось… До крыльца мы добрались без происшествий. Поднялись по поскрипывающим ступенькам, а стоило открыться двери и ноздри тут же защекотали запахи: кисло-сладкие – мясных щей, и свежие, бодрящие - ржаного хлеба. Последний я бы учуял за сотню километров. Не зря столько дней провел на крыше пекарни.
В пустом желудке требовательно заурчало. Голова закружилась, и я словно околдованный шагнул в сени.
- Куда?! – раздался окрик. – Куда попер в грязной обуви? Вона, оботри об коврик.
С трудом отыскав в темноте тряпку, я пошаркал подошвой.
- Как в гостях вести себя, знаешь?
- Ага.
- Ну гляди у меня, - незлобиво пообещал казак и подтолкнул вперед.
За следующей дверью находилась гостиная. Первое что бросилось в глаза – это богато накрытый стол, роскошеством своим не уступавший купеческому. Получается, не обманул меня нюх. По центру возвышалась кастрюля, исходящая ароматом густых щей. Рядом лежала разломанная краюха хлеба, усыпанная кориандром и тмином. Дольки чеснока, разбросанные повсюду, и розовое в прожилках сало, нарезанное аккурат тонкими слоями. От увиденного забылось про страх. Он исчез, испарился вытесненный видом разложенных передо мной вкусностей. Тут даже сметанка имелась, плавающая в тарелках белоснежными облаками.
- А вот и Федя мальца привел, - провозгласил сидящий по центру мужчина в расстегнутой до пупа рубахе. Он был здесь за главного, а вот трое других… Я вздрогнул, узнав одного: с перебинтованной головой и злым цепким взглядом. И он меня
