дымящейся яичницей, вручила вилку и снова отвернулась.
— Ира! — сказал напряженным голосом Дольников.
Жена замерла, затем медленно повернулась.
— Что?
Дольников снова струсил. Теперь, когда она смотрела в глаза, произнести эти слова казалось ему чем-то немыслимым, чем-то сравнимым с тем, если бы он сейчас взял нож и воткнул в нее, точно в неживое тело. А она была живой, и смотрела на него знакомыми серыми глазами. Лицо ее, обычно сердитое, было почти таким, как в молодости, когда они могли просто разговаривать, не волоча каждой фразой обиды, точно гири, и смеялись над шутками друг друга без выискивания в них подвоха. И верили, что каждый делает жизнь другого чуточку лучше — сейчас и навсегда.
«Как это у них так просто получается в кино? Это же невозможно. Просто НЕВОЗМОЖНО», — думал Дольников, глядя в глаза жены.
— У тебя рак? — спросила она с улыбкой.
Это подобие шутки — Ирина часто так шутила в последнее время — привело его в чувство.
— Нет, — сказал он и неловко пошутил в ответ. — У меня хуже.
— Что же может быть хуже? — спросила она.
— У меня другая женщина, — проговорил скрипучим голосом Дольников.
— Чем же это хуже? — удивилась жена. — Радоваться надо, мужчина!
— Ира…
— Поздравляю тебя. Так держать.
Ирина вскинула сжатый кулак, затем отвернулась к столу и принялась что-то мелко нарезать на разделочной доске.
— Ты не удивлена? — спросил Дольников, помолчав.
— Нет, — бросила Ирина. — Я знала.
— Как… знала?
— Так.
Она снова повернулась к нему.
— Какая-то милая женщина позвонила мне с месяц назад и сообщила, что у тебя роман с молодой сотрудницей, Дианой, кажется?
«Это Филонова, — подумал Олег. — Больше некому…»
Он молчал, не представляя, что нужно говорить в такую минуту. Молчала и жена, глядя на него. Пауза становилась все более затянутой, и служила явно не в его пользу.
— Но почему ты… ничего не сказала? — выдавил наконец из себя Дольников.
— А что я должна была говорить? — пожала плечами Ирина. — Выспрашивать подробности? Нет уж, уволь. И потом, я подумала, что это пустая сплетня и не придала значения…
Внезапно голос ее дрогнул, она отвернулась, и Дольников с ужасом подумал, что сейчас она разразится рыданиями. А он не будет знать, что делать. То ли успокаивать, прыгая вокруг нее и бормоча слова извинения, то ли молча сидеть и ждать, чем закончится этот приступ. Или в панике бежать.
Но Ирина просто замолчала, возясь на столе с продуктами. Только сейчас Дольников заметил, что она готовила салат из каких-то зеленых листьев и стеблей — видимо, для своей диеты.
Ее хладнокровие в такую минуту поразило его. Конечно, ему не хотелось слез, и он был рад, что все обошлось, но все-таки мастерить как ни в чем не бывало салат, когда происходит крах ее семейной жизни — это было что-то запредельное.
— Ты женишься на ней? — спросила она вдруг.
— Не знаю… — проговорил застигнутый врасплох этим вопросом Олег.
— Женись, — сказала Ирина. — Веди себя как порядочный человек.
Она снова повернулась к нему. Глаза ее странно блеснули, не то насмешкой, не то еще чем-то, чему Дольников не смог бы найти название, да и не хотел — уж больно тяжело ему смотреть на нее. Нет, не железной она была, понял он с облегчением и каким-то неведомым ему тоскливым злорадством. Возможно, каждый день весь последний месяц она ждала этого разговора и успела к нему подготовиться. Она всегда выставляла себя сильной и гордилась этим. Она «тащила» семью, «тащила» в большой торговой фирме весь бухгалтерский отдел, редко жаловалась на болезни и умела добиваться своего. Она считала, что Олегу повезло с ней, и за годы семейной жизни сумела внушить ему эту мысль настолько, что он стал считать ее своей. Но все же она была женщиной, уязвимой и слабой, такой же, в сущности, как все, и ждать от нее снисхождения не приходилось. Что она немедленно и доказала.
— Полагаю, ты освободишь нас от своего присутствия? — взяв столь ненавистный Олегу насмешливый тон и уже не оставляя его, спросила она.
— Да, — ответил он. — Конечно. Я понимаю…
— Ничего ты не понимаешь!
Дольников поежился под ее взглядом.
— Я завтра или послезавтра перееду. Надо еще квартиру подыскать…
— Подыщи, — кивнула Ирина.
Он решил не поддаваться ее тону и не вступать в перепалку, которую ей, видимо, страстно хотелось затеять.
— Машину, если ты не возражаешь, я оставлю себе.
— Не возражаю, — усмехнулась каким-то своим мыслям Ирина.
— Все равно ты водить не умеешь, — примирительно добавил Олег.
— Прости, не научилась до сих пор.
— Ира, ну зачем ты так?
— Ах, да не нужен мне твой металлолом! — воскликнула она. — Успокойся.
— Спасибо, — пробормотал уязвленный ее очередной насмешкой Олег.
— Ты ешь, — напомнила Ирина. — Остынет.
— Да, — кивнул Олег, радуясь тому, что она меняет тему. — Спасибо.
— На здоровье, дорогой!
Он с грохотом отбросил вилку.
— Перестань!
— А то что? — прищурилась Ирина.
— Ничего, — пробурчал Олег.
Он понял, что здесь надо действовать иначе. Он, конечно, виноват перед ней. Но и она, если подумать, сделала немало для того, чтобы этот разговор состоялся. Поэтому нечего сидеть перед ней, как двоечник перед директором школы, потеть и заливаться краской. Они равны в своей правоте, и все, что ему остается сделать, это выдержать ровный тон и уйти без унизительных сцен. Возможно, ей эти сцены жизненно необходимы, и даже придадут сил в той борьбе, которую предстоит вести. И он ей сочувствует, видит Бог! Но его — увольте. И потом, надо же себя помнить! То, что годится для тридцатилетних, в их возрасте просто смехотворно. Неужели она этого не понимает?
— Я думал, мы договоримся обо всем, как взрослые люди, — пробормотал он, устремляя взгляд в окно, мимо лица Ирины.
— Знаешь, взрослый человек, — сказала жена. — Не думай, что для тебя все это так хорошо закончится.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Олег.
Ирина улыбнулась.
— Не бойся, я не буду тебя изводить своей местью. Наверное, я постараюсь тебя поскорее забыть…
— Ира…
— Подожди. Я закончу. Да. Так вот, не думай, что там… с ней тебя ждет сказка со счастливым концом.
— Ну, зачем ты об этом? — жалея ее, пробормотал Олег.
— Ты ничего не понимаешь в женщинах, смею тебя заверить, — с надменной важностью проговорила она. — А я знаю тебя много лет…
— Да, к сожалению, — брякнул, не выдержав, Дольников.
Ирина осеклась и с такой болью посмотрела на него, что он едва не бросился к ней с мольбами о прощении.
— Вот видишь, — усмехнулась она. — Ты — слабак.
— Что?
Дольников встал со стула, высоко подняв голову, и
