и ему за то самое невидимо ниспосылается здоровье… А уж здоровы-то, здоровы! Еще бы! Девятипудовый куль вскинуть себе крючком на спину и снести с воза в лавку, это ему нипочем! За то же самое и много надо всякой пищи этому человеку! Велика его утроба, – и, Господи, как велика!..
Вона! После полкорчаги уписанных щей, одной ендовы каши, насыпанной верхом, этого мало на троих! Опорожнили как раз!..
Матушки! Развязали пояса!.. Потом крякнули и оправились… Понимаете: все, что они до сих пор ели, все это теперь провалилось, как в пропасть, в животище!..
Работница уже тащит скорым шагом еще с полпуда разваренной крупицы, будучи вполне уверена, что и после этой порции ничего не останется в корыте, хоть вылижи…
Так и есть, справились! Богатыри, неча сказать! Недаром говорится, что, коли работать, мол, – так мальчики, а что есть, – так мужички…
Ну, теперь надо испить кваску, чтоб прохладить и освежить желудочек…
Слава тебе Господи! Вот и наелись, – много ли человеку нужно!.. Наперся щей, намялся кашки – так и сыт!..
Принимаются опять испускать давешние гармонические звуки, крестя рот, «чтоб лукавый не влез», а то ведь он тут как тут, оплошай только христианская душа… Не осени, например, крестным знамением молока, так и проглотишь его, лукавого, в виде мухи, а после и скверно, и всякое наваждение он на тебя напустит, и захочешь пройтиться насчет водки, и можно даже в часть попасть.
Но больше всего вырываются эти звуки, когда ешь изжаренный на масле картофель. Тогда только и слышно поминутно, что: «Буккрр… О господи!»
Некоторые начинают икать, от быстрого охлаждения квасом человеческой требушины, а кто распинается зевотою. Все довольны и, переминаясь с ноги на ногу, плетутся в другую комнату, чтоб, благословясь, снова продолжать плутовать, обвешивать и обсчитывать.
Вот тогда-то, после их ухода, поглядели бы на стол и на пол, в том месте, где только что сидели и уплетали наши православные, особливо если при этом солнышко взглянет на покинутую трапезу. Вот где стол-то бывает великолепно залит щами, сплывшими с мочальной бороды и сплеснутыми с боков круглой ложки, неловко внесенной в пищеприемную пещеру!.. Вот где навалено-то бывает хлебных крошек и гречневых крупинок!..
Впусти тогда малороссийского борова, так и тот захрюкал бы от удивления, увидев столько разбросанного тут аппетитного добра… Это значит, здесь изволили кушать не по карте, а по заказу самой широкоплечей и толстобрюхой матушки-натуры! Здесь Русью пахнет, здесь отдает достославными преданиями многообъятной и хлебородной земли варяго-гуннов и татароманнов, скандинавов и чухловидов, когда еще лешие играли в дубравах в бабки, как малые дети, водяные плясали трепака в ледяных своих дворцах, а ведьмы, кикиморы и колдуны занимались медициной и лечили от живота и глазу наших добрых предков, не понимавших причины, отчего человеку на именинах можно объесться, а потом сбиться с дороги, отморозить свои грабли и ходули, или не думая и гадая попасть в драку и быть поводом, что у тебя своротят челюсть или вышибут гляделку…
А знаете ли вы, читатель, что – можно или нет входить в то заповедное место, где улягутся вечером спать наши русанушки, напершись щами, намявшись кашкою и набухтеревшись квасом; а тем более в постные дни, когда им предоставляется полная свобода напихать себе полное чрево луком, сырою капустою с постным маслом или редькою, до которой они такие охотники, как японцы, которые, по родственным с нами привычкам, надолго оставят по себе живое воспоминание, что есть же на свете двоюродные нам братья…
Тогда, читатель, то есть когда наши русанушки, натюхтеревшись этими лакомыми снадобьями, разлягутся и начнут храпеть, – не вступайте в заповедный чертог. Правда, что вы не перепугаетесь никаких видений, к вам не вылезет на ординарцы черт с рогами, – потому что все подобного рода чиновники нынче считаются за штатом и занимаются частными делами, починяют карманные часы или делают коробочки для кондитера Вольфа; правда, говорю, что вас не озадачит никакое лицо из другого мира, но в ваш обонятельный аппарат может залезть такой газ, который не годится ни на что, даже для освещения Васильевского острова…
Родные отечественные газы! Знакомая всем нам патриотическая атмосфера! Вы присущны русскому человеку! Вы так присущны ему, как славянская лень, а славянская лень такое неотъемлемое качество для нашего богоспасаемого народа, как славянская грязь, которую, замечу мимоходом, ничем не отмоешь, разве в будущих тысячелетиях, и то другим каким-нибудь мылом, но только не серым лавочным; тогда найдут средство, чем удалить ее: если увидят, что ничего не берет, так пройдут сперва рубанком, а уж добьются своего! Тогда народ будет хитрый, предприимчивый, не то что мы, простаки-вахлаки и лежни… Тогда двигателем – архимедовым винтом в общественной машине – будет нужда-изобретательница, которой еще не знаем мы с вами, читатель, – мы, избалованные, сердитые, но, в сущности, добрые дети, случайно родившиеся, случайно пущенные в свет и так же случайно проживающие свой однообразный век усовершенствования нарезных орудий… Я верю в улучшение, в очищение и повторяю слова Шиллера:
«Das alte sthrzt, es @ndert sich die Zeit,
Und neues Leben blhht aus den Ruinen».
По-русски это будет примерно так: «Старое разрушится, пройдет время, и новая жизнь зацветет из-под развалин».
Некоторые уклонения от нормы
Теперь следует мне поговорить об очень интересном для меня предмете.
Я как-то дня два не был дома, прошатался между молодежью… Страх как наскучило сидеть дома, болтать один и тот же вздор с женою.
Жены об этом не думают, а если им скажешь, то не хотят верить, что они могут надоесть, – если, то есть, они не умеют разнообразить жизни… Поцелуи надоедят, объятия надоедят, все надоест, как шарманка, если она будет вам ежедневно перед окном наяривать: «Не шей ты мне, матушка» или «Лучина, лучинушка»; тогда самая лучшая опера, самая вдохновенная соната Бетховена надоест хуже горькой редьки; а изредка, значит, и горькая редька сладка… Ну, словом, мне страшно как прискучило сидеть дома, и я пробрался к молодежи и провел с ними два дня.
Теперь я должен согласиться с женами и поверить, что недаром они косо глядят на мужа, если он больно, тово, якшается с холостой компанией!.. Они, по женскому своему инстинкту, угадывают, что тут не может быть хорошего… И действительно, правда! Уж у холостяков непременно сперва что?.. Если не карты, то херес, а если не это, то коньяк, потом пунш пуссе, пунш глясе и, наконец, вместо конфет женщины… Уж
