ТАРАСИК ПЕТРИЧЕНКА.
С непонятным концом История Птицы, рассказанная им самим.
Ты продолжай лететь… Лети – не бойся!
Свобода – это тоже песня, впрочем…
Кому её протягивать смешней,
Чем птице, пойманной в авоську безрассудства?
Лети на нож, «не бойся, мы с тобой»!
Я, начитавшись Голубя в Сантьяго,
Бесстыдно плакал в коридорах ТЮЗа
И люди удивлялись надо мной.
Как получилось так, что мой герой, любимый,
Которого воспитывал я с детства,
Оберегая ото всех и вся,
Попал в такую смятую картинку,
Где пьяной нотой движется Московский
И ногти режутся зубами вместо ножниц?
Как неудобно нарисован этот мир!
Когда ты хочешь спрятаться от всех,
В тебя стучат, звонят и письма пишут.
Когда ты стонешь: «Помогите, люди…»,
Хотя бы кто-то шею повернул…
Как это началось?
Вернёмся в детство: мальчик на подушке.
Врачи – ублюдки вырезали ласку.
Чтоб ты перевернулся, Доктор Спок!
Мне Доктор Хайдер симпатичен больше:
Он снова начал есть – и всё в порядке…
Я начал есть, я рос и – мне тринадцать.
Но не растёт усов… Досадный прыщик…
И девочки, конечно к тем, кто вырос,
С тобой танцуют, потому что весел…
А я смеюсь, пою, играю в мячик,
Стихи с гитарой сочиняю в ванной.
Пью под мостом портвейн с каким-то Мишей,
Курю – и в небо дымные драконы,
Потом я возвращаю всё назад
Горячей говно-красною струёю
Из мальчукового нетроганного рта…
Момент: возненавидел я портвейны,
Драконы полетят со мной по жизни…
Тогда же, помню, я мечтал о Насте.
Мечтал, что с ней проснусь в одной кровати
И буду трогать чудненькую грудь…
…Я жрал, как все мальчишки этот мир.
Писал, летал во сне и звал эмоций.
Эмоции пришли – мои кошмары -
И некуда от них мне было деться…
В кассетнике играет Майкл Джексон,
А ты боишься, просто так – БОИШЬСЯ…
Как описать вам страх, раз не боялись?
Ни двойки, ни отца, а мой – животный.
Когда ты прячешься в норУ под одеяло,
А даже там тебя не отпускает.
И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
Решение сквозь переходный возраст –
Задача там, где возраст длится годы…
И я боялся и не знал, что делать,
Не знал кого и клал на всякий случай
Топор, украденный из шкафа в туалете,
Под мятую кошмарами подушку…
Сводили бы ребёнка к психиатру!..
Но здесь ведь только Бог болезни лечит.
О Боге люди редко размышляют –
Тогда никто ничем помочь не смог мне.
Ни бабка деревенская со свечкой,
Меня лечившая руками в старой бочке,
Ни то, что мы «валетом» спали с мамой:
Она заснёт, а я боюсь и плачу…
За перестройкой видеосалоны
Припёрлись к нам…
И я смотрел… Кошмары
Немножко обрели своё лицо
(Но тот – глобальный – никуда не делся).
Мне не забыть, как после фильма «Челюсти»
Боялся в море заходить.
А жили мы на Юге…
Как я боялся ванной после Фредди, «Нечто»…
Перевернуться этим режиссёрам!
Реж. Киндзадза мне симпатичен больше:
Смотрю его сейчас – и всё в порядке…
Но нет порядка там, где есть кошмары.
Раз нет порядка, приводи себя в порядок.
Тем более никто помочь не может…
Тогда и начал я интуитивно
Искать ключи, ходы, чтоб было легче.
Придумывать слова, движенья, жесты
Как защитить себя от этих страхов –
Джек Николсон, где «Лучше не бывает».
Но это – не комедия – тут страшно…
Наш серый потолок и я в кровати
Защитой повторяю заклинанья
Из слов бессмысленных и мистикой разящих.
Не ошибиться бы, где чёт, где нечет –
Так, чтобы получилось: не обратно…
На улице два раза левой шаркнуть,
А правою – один, чтоб всё в порядке…
По первой лестнице не наступай на череп,
Пролёт через одну, потом по каждой,
Потом через одну, через одну…
И проверяй всё в доме только в нечет…
И никогда не говори «наверно»:
«Короче», «может быть» и «точно» – это метод…
Мне помогло… Наверно, это Бог
Взглянул в моё окно дождливым летом,
Когда два месяца подряд лилась вода.
Мне подпевая в слёзы и расклады
Лилась…
В квартире никого и я один
И в форточку мне видятся драконы,
На дачах все, в 16.30 «Кортик»
И больше ничего и ТИШИНА…
Увидел он: в окне мальчишка пишет,
Пытаясь слить во что-нибудь кошмары
И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
Он пожалел… Так мне помог мой метод –
Эмоции присели
Тогда… Теперь я тихо ощущаю
Остатки памяти испуганного детства,
Когда смотрю на серый потолок,
В котором представлял себе картинки:
Вот голова охотника, вот дева –
Они в то время тоже помогали –
Когда я проверяю газ и свет
И запертую дверь так раз по восемь…
Я продолжаю дальше: девятнадцать…
Мы пьём с друзьями водку – мне блюётся
В троллейбусе на заднее стекло…
Чтоб ты перевернулась, эта водка!
Самбука – та мне симпатична больше:
Затянешься разок – и всё в порядке.
Мы драпаем… Конечно же драконы…
Вот мой друг Коля: сочиняем песни,
Записываем их, играем, дышим –
Друзья, девчонки – в ноги – мы в фаворе…
Тогда-то мне и повстречалась Тата –
Печатала стихи, рассказы, тексты,
Которые я сочинял из пальца.
Мы пили спирт и даже целовались
И ноготками Тата на машинке,
Да волосы мне в хвостик одевала –
Тогда за них и начал я бояться.
На пять лет старше, сыну вроде пара…
Потом расстались мы, потом сошлись и Это…
Ментоловый я Dunhill покупал,
Частенько оставаясь с нею на ночь
Для мамы с папой под смешным предлогом.
И муза всё меня не отпускала,
Что есть нормально в девятнадцать лет…
Полгода после по взаимному согласью
Решили мы в конец расстаться с Татой…
С тех пор плясали девки предо мной
И в крылья хлопали мне на бегу драконы…
Я поступил в ненужный институт,
Тогда же в первый раз решил жениться.
Девятым августа раскрашен календарь
И в памяти застряла эта дата
Помимо Дня Рожденья с Новым Годом…
Связал нас общий друг и одноклассник,
К которому мы в армию возили
Галлоны кофе, чтоб косил «по сердцу»…
Мы целовались, спали без ума.
Я ничего вокруг почти не видел
И всё писал о ней и про неё…
Но музыка текла своей рекою:
Концерты, встречи… Творческий накал,
Который постепенно истекал,
В наркотик постепенно превращаясь…
Эмоций и общенья не хватало
И мы с
