ешь их все сразу. Зубы заболят или живот. Вечером придумаем, как с тобой поступить. А пока разузнаю, что с твоим хозяином.
— Как тебя зовут? — он шагнул следом за мной, когда я повернулась к двери. Жестянку он прижал к груди, будто боялся, что я передумаю.
— Камила, — просто ответила я. — А ты?..
— Якуб. Иоахим Иоганн Якуб Эрнст. Возвращайся быстрей! – Он спохватился, что приказал мне, и уже доверительно добавил, вскинув на меня ясный взгляд: — А то мне страшно одному.
— Ладно.
Глупо было брать его к себе, думала я, пока спускалась назад с перепачканным бельем. Не могу же я держать его все время взаперти! А если он будет спать на моем месте, где тогда спать мне? На голом полу без покрывала? И чем его кормить? Нельзя же выгнать Якуба на улицу, чтобы он стал жертвой бродяг… Как ни крути, выходило плохо, и я вздыхала и хмурилась.
Оставалось убрать еще две комнаты, и в одной из них, наверное, был тот человек, которого Якуб звал господином. Внутри меня теплилась слабая надежда, что он просто ушел или крепко уснул, но с каждым шагом во мне крепла уверенность: это не так.
Кислый запах разлитого вина слабо чуялся в коридоре. Я ненавидела отмывать белье и оттирать дерево от винных пятен, вывести их было трудно, и госпожа Рот всегда ругалась на меня и мои кривые руки. Вином и рвотой пахло из-под дверей одной из неубранных комнат, и я неуверенно отворила тяжелую дверь и тихо вошла внутрь, в винную темноту.
Тяжелые занавеси с ночи были плотно задернуты, чтобы никакой случайный зевака не смог подсмотреть, что творится в доме, и первым делом я подошла к окну, ежась от неприятного звука прилипавших к грязному полу туфель, и распахнула створки, чтобы впустить в комнату свет и воздух. Я с наслаждением высунулась наружу – воздух со двора не отличался свежестью и отнюдь не был ароматен, но по сравнению с тем чадом, что клубился в доме, казался райской амброзией. Но если говорить совсем откровенно, мне было боязно оборачиваться.
Мне показалось, будто что-то мазнуло меня по ноге, легкое, как паутинка в лесу, и я вздрогнула, хватаясь за подоконник. Сердце ухнуло вниз и подскочило к горлу. Я с опаской обернулась, но ничего не заметила, лишь только шелковый бант от чулка валялся неподалеку. Я присела и взяла его в руки, оттягивая время, стараясь не глядеть на кровать. Краем глаза я видела, что на перине лежит человек, и я боялась его побеспокоить.
Уговаривать себя пришлось долго, но только я набралась смелости, как увидела, что из-под покрывала торчит волосатая мужская нога, и вся моя решимость вышла прочь вместе с выдохом. В памяти всплыли слова Якуба: «А теперь он уснул. И молчит».
— Господин, — негромко и почтительно позвала я. Мой голос в тишине звучал хрипло и резко, как вороний крик. — Уже поздно, господин. Вам надо уходить.
Признаться, иногда бывало, что друзья мадам оставались погостить на следующий день, а один раз некий богатый торговец провел в доме неделю, опекаемый всеми девушками… Но всякий раз госпожа Рот наказывала мне, чтобы я не попадалась лишний раз на глаза господам и даже освобождала от работы. Сейчас же меня никто не предупредил, и часть меня уже знала сразу: без неприятностей не обойтись.
Человек в постели молчал. На его большой палец присела муха, потирая лапки, и я затаила дыхание: вот-вот он сгонит ее! Но он не пошевелил ни единым мускулом, и тогда я осмелилась дотронуться до его ступни. Она была холодна, как снег в горах, и я отскочила от кровати, как будто увидела в ней шипящую гадюку.
Не думая, не рассуждая, я вытерла пальцы бантом. Незнакомец был мертв или заснул мертвым сном, о котором иногда шептались девушки, когда размышляли о том, как можно спастись от этой жизни. А вдруг госпожа Рот подумает, что это я его убила, и меня посадят в тюрьму? Меня зазнобило, и только усилием воли я загнала страх куда-то внутрь. Из-под сбившегося покрывала виднелись лишь край его лба и ежик темных волос; парик валялся рядом на подушке. Или, может быть, гость просто сильно пьян?
Я опять подкралась к нему и потянула на себя покрывало. Оно медленно сползло, и показался выпученный глаз, смотревший в потолок, а за ним и все потемневшее с просинью лицо. На углах губ незнакомца застыла коричневая рвота, и я отвернулась, чтобы не глядеть туда, чтобы не стошнить самой.
— Тихо, Камила, — я ущипнула себя за локоть. Мне было никак не сообразить, за что хвататься и что делать. — Надо… кого-то позвать…
Госпожу Рот или мадам. В конце концов, это не мое дело, мне нужно только убрать комнату и все.
Я беспомощно огляделась. Вещи мертвеца валялись где попало, но у кровати одиноко стояла щегольская маленькая шелковая туфелька с бантом и белым камушком. Меня точно ударило изнутри: она наверняка принадлежала Якубу, и, если я хочу спасти этого мальчишку и сохранить его присутствие в тайне, надо забрать все, что может указать на него. Благоразумие подсказывало, что я затеяла опасную игру, но я спрятала туфлю в подол юбки, не рассуждая, что может мне грозить, если ее у меня найдут. Под кроватью нашлась вторая, рядом с мужскими кюлотами. Мне показалось, что карманы их были плотно набиты, и я вытащила штаны на свет. В передних карманах лежало несколько монет: три гульдена, два талера и несколько крейцеров, в заднем — сложенное втрое письмо. Я не стала читать его, но взяла с собой – как знать, о чем там толкуют? Деньги я тоже взяла, под причитания моей неспокойной совести, но мертвому они были уже не нужны, а вот Якубу могли еще пригодиться. С совестью мы полюбовно решили, что
