Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
не пошли в воду.
В Корниловской армии подобное неисполнение приказания было немыслимым.
При реорганизации армии в станице Ново-Дмитриевской генерал Покровский, несмотря на свои колоссальные услуги Кубани, командования частью не получил.
В станице Калужской в числе беженцев из Екатеринодара оказались бывший председатель Государственной думы М.В. Родзянко и сын его Н.М.[4], бывший потом в армии начальником санитарной части.
XXIV. Реорганизация армии. Полковник Корвин-Круковский. Суд и казни. Домашние дела
В станице Ново-Дмитриевской армия приводила в порядок различные свои домашние дела.
С кубанцами было заключено соглашение, по которому их армия была подчинена Корнилову.
Соединение армий требовало их реорганизации.
Все оставшиеся еще мелкие воинские части были соединены в крупные единицы, и войска были сведены в три бригады: 1-я, под командой генерал-лейтенанта Маркова, состояла из офицерского Добровольческого и стрелкового кубанского полков; 2-я, под командой генерал-майора Богаевского, – из Корниловского и партизанского полков, и 3-я, под командой генерала от инфантерии Эрдели, – из всех конных частей: двух офицерских полков и одного черкесского.
Пришел в Ново-Дмитриевскую и соединенный обоз армии. Дорога была ужасная; выпавший снег растаял, все ручьи превратились в бурные потоки и уничтожили мосты.
Помог переходу комендант армии полковник Корвин-Круковский – герой знаменитой в свое время «Козювки» на Карпатах, где он со своими стрелками день и ночь отбивал повторные атаки превосходных сил.
Полковник был не только храбрым воином и строгим командиром, но оказался и находчивым инженером. Из всякого, казалось бы, неподходящего материала: сломанной телеги, изгороди, соломы – он созидал, при содействии пленных большевиков, какие-то небывалые сооружения; называл их мостами и переводил через них обозы. Долго ли потом его постройки прославляли архитектора – неизвестно, но обозы соединились с армией.
Из Ново-Дмитриевской были посланы отряды, которые и заняли с боями ближайшие селения – Смоленскую и Григорьевское, куда пытались укрыться красные после боя 12 марта.
Долго простояла армия в этой станице. Но тут, в связи с полученными сведениями, решался целый ряд вопросов о дальнейших ее действиях.
Никто не сомневался, что Екатеринодар падет. Разведчики приносили самые благоприятные вести. Гарнизон в столице будто слабый, всего несколько тысяч; артиллерии немного; большевистское начальство перессорилось и т. п. Отсюда делались и соответствующие выводы.
Весь вопрос заключался только в том, как атаковать Екатеринодар. Город стоял по ту сторону Кубани, и для перехода через реку был только один мост. Такой путь не мог считаться надежным; стоило подорвать мост, и вопрос исчерпан. Следует, очевидно, искать иных способов.
Подумали, порасспросили и нашли, но решение совета держали в самой строгой тайне, и никто его не знал. Под большим секретом передавали, что армия пойдет на кубанскую столицу все-таки прямо, кратчайшим путем, то есть через Георгие-Афинскую и вдоль железной дороги через Энем.
Этот секрет сделался секретом Полишинеля, что и требовалось. Конечно, он немедленно был сообщен и противнику.
Шпионы в армии были, и, к сожалению, они проникали во все места, где могли получить нужные им сведения. Когда их ловили, то, конечно, немедленно уничтожали.
Казнили также и большевистских комиссаров, если по произведенному расследованию оказывалось, что они злоупотребляли своей властью.
Мелких преступников наказывали нагайкой, в особенности за кражи и за стрельбу в воздух на стоянках. Кража лошади или насилие над жителями каралось смертью.
В Ново-Дмитриевской в свободное сравнительно время военно-полевой суд разобрал целый ряд дел по старым еще счетам, и восемь человек были повешены на площади.
Среди них были два добровольца, осужденные за насилие над женщинами. Это были персы из Корниловского полка, приставшие к армии по дороге.
Пользуясь досугом, добровольцы справляли свои дела.
День и чуть не всю ночь работали кузнецы, перековывая лошадей и ремонтируя повозки. Все износилось, истрепалось по ужасным дорогам в весеннюю распутицу. Сапожники чинили остатки обуви, а сами добровольцы, смешно держа иглу впереди себя, зашивали свои лохмотья и чинили сбрую.
Все работали между ежедневными боями с большевистскими отрядами. Враг не спал и постоянно тревожил армию усиленными рекогносцировками. Шрапнели над станицей рвались с утра до вечера. Но к этому так привыкли, что никто не обращал внимания; только счет раненых увеличивался с каждым днем.
XXV. В Георгие-Афинской. План Корнилова. Плавни
26 марта, утром, соединенные армии выступили из Ново-Дмитриевской, прямой дорогой в Георгие-Афинскую, что и подтверждало как будто всем известный секрет.
Вновь добровольцы увидели своего старого врага, железную дорогу, и броневые поезда послали им свои приветствия.
После упорного боя станица была занята, но броневой поезд подходил со стороны Екатеринодара на такую дистанцию, что мог обстреливать селение. Эта неприятность была последствием неточного исполнения приказания, данного полковнику X.
Он хотя и испортил предшествовавшей ночью железную дорогу, но не подорвал все мосты, которые были ему указаны, и тем не оградил станицу от обстрела броневиком. В тот же день полковник X. был отставлен от командования частью.
Заняв Георгие-Афинскую, Корнилов остался там ночевать; но в тот же вечер конница вышла из станицы с не известным никому приказанием.
На следующий день армия, взорвав за собой мосты, вышла из станицы, но взяла направление не на северо-восток, где находился Екатеринодар, а на северо-запад, на аул Панахес. Только в пути узнали действительный секрет Корнилова, и то тогда, когда посланный от генерала Эрдели доложил, что приказание, ему отданное, уже исполнено.
Генерал Эрдели захватил внезапным набегом оба берега Кубани у станицы Елизаветинской, вместе с паромной переправой. Там армия и должна была перейти Кубань. Этот план не был совершенно предусмотрен большевиками, хотя станица Елизаветинская расположена от Екатеринодара по прямой дороге всего в шестнадцати верстах и должна была бы находиться под наблюдением.
Дорога в Панахес, проселками, была опять отвратительной, сплошная топкая грязь; много повозок с ценным военным имуществом было брошено, чтобы протащить остальное. Но никто не предполагал, что ожидает армию за аулом.
Поздно вечером измученные кони, слегка подкормленные в Панахесе, вошли с повозками в плавни.
Это было нечто неописуемое. Плавни – просто глубокое болото, образовавшееся от разлива реки. Путь по плавням указывается темной полосой, перемолотой колесами травы и грязи. Никакой настилки из хвороста или из бревен (знаменитые чертовы ребра), как делается на севере, не полагается.
Повозки сейчас же увязли, а кони стали.
Началась самая мучительная работа. И кони и люди, впрягшись в постромки, с невероятными усилиями протаскивали повозку на несколько десятков саженей и, совершенно измученные, останавливались. Передохнув несколько минут, снова принимались за тот же адский труд.
Все это происходило в темную, безлунную ночь в насыщенной болотными миазмами атмосфере.
Вот лопнула постромка. Конь рвется вперед, путается в вожжах и становится поперек дороги. Тащи его назад, вяжи постромку, а упряжь вся мокрая, в грязи, руки скользят, насилу завяжешь узел.
Вот, наконец, выбрались на местечко посуше; валишься на землю без сил, без воли и без мысли.
Но не ночевать же тут, и снова в грязь.
Впереди
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
