Девочка капризничала и противным, плачущим голосом повторяла:
– Хочу! Ну, хочу!
– Ты понимаешь, что это опасно?! – раздраженно спрашивала мама.
– Хочу по бортику! Хочу! – настырно повторяла она, сильно выпячивая нижнюю губу.
– Ужас какой-то! – тяжело вздохнула женщина и, крепко вцепившись в рукав дочки, уступила и позволила ей идти по высокому бордюру, отделяющему пешеходную часть набережной от проезжей.
Но, добившись своего, девочка не успокаивалась и, надувшись, пыталась вытащить у матери свою руку, чтобы та её не держала.
– Это же опасно! Нельзя так!
– Я сама!
Петруша в этот момент сидел на корточках и выискивал что-то на дне своего ящика. Включился жёлтый сигнал светофора. Зелёный… Машины, набирая скорость, поехали по набережной.
Именно в этот момент Петруша вдруг вскочил на ноги, ловко перепрыгнул бордюр и бросился под колёса большой чёрной машины.
Завизжали тормоза… От резкого торможения машина, как конь, брыкнулась и остановилась. Распахнув дверь, на дорогу выскочил здоровенный мужик, он схватил Петрушу за грудки и начал трясти его так, будто вытряхивал своё старое пальто. Шапка слетела с седой головы старичка и упала на мостовую.
– Ты совсем спятил?! Ты что творишь, старый придурок?! Да я из-за тебя!.. Да я тебя сейчас, знаешь что?!
Степан бросился на выручку. Сердце у него колотилось, руки тряслись, выплёскивая из банки воду.
– Дяденька, не надо! Отпустите его, дяденька! Он случайно! Пожалуйста, отпустите его! Он больше так не будет!!! Дяденька!.. Пожалуйста! – Степан подобрал шапку и начал дёргать разъярённого мужчину за рукав.
Посмотрев на плачущего мальчика с розовыми глазами, висящего у него на руке, мужчина, будто очнувшись, встряхнул головой и отпустил старика на камни набережной.
– Это – вообще! – крикнул он, сел в машину, громко хлопнув дверью, и, нервозно газуя, уехал.
– Бедный, бедный внучок… Не было у тебя хлопот, и вдруг привалило такое счастье – выживший из ума старик… Хорошего человека прямо на ровном месте обозлил, нервничать заставил… – весело вздохнул Петруша и, как ни в чём не бывало, вернулся к своему ящику.
Степан был потрясён. Всё это произошло настолько неожиданно и быстро, что он не успел ничего понять, только хорошо запомнил, что в тот самый момент, когда Петруша бросился под колёса, девочка вырвала наконец у мамы руку и упала на дорогу. А дальше – визг тормозов, переполох. Женщина подняла дочку, вцепилась в неё, прижав к груди, и побежала дальше по набережной.
Но что было бы, если бы Петруша не остановил в ту секунду машину?!
– Нашёл! Вот тебе конфетка за труды! – радостно воскликнул старичок, отыскав в ящике старую, намертво прилипшую к фантику конфету. – Тебе угощение, мне водичка для творчества. Вот такой совершим взаимовыгодный обмен.
– Я всё видел… – дрожащим шёпотом сказал Стёпа, отдавая полупустую банку. – Деда, ты это специально сделал! Но откуда ты знал, что девочка упадёт?!
– Вот тоже нашёл тайну! – усмехнулся Петруша. – Это каждому дураку по своей шкурке известно: человек всегда падает, когда вырывает руку у Бога.
Всю жизнь Господь с нами, как с маленькими, капризными и глупенькими, нянчится, беспокоится о нас, а чтобы мы не падали, ведёт за руку, а мы у Него руку эту всё время выдёргиваем. Ну и падаем, конечно. Куда? Да куда придётся…
Глава пятая. Крестный путь
Фотограф
– Деда, а тебе не страшно было? Под колёса бежать?..
– Конечно, нет. Радость моя, мне уже давно ничего не страшно…
– Это невозможно! – замотал головой Степан.
– А ты сильно испугался, когда бросился отбивать меня у такого знатного здоровяка, который одним ударом мог нас двоих запросто прихлопнуть? – рассмеялся Петруша.
– Да. Испугался… – честно признался мальчик. – Очень испугался…
– Но тебя это не остановило… Видишь, как бывает… По любви ничего не страшно. Бродят люди по свету и всю жизнь любовь ищут, да всё не там, поэтому ошибаются, озлобляются, сердца свои разбивают… А всем: и большим, и маленьким, любовь нужна. Без неё никак. Да и незачем всё… Понимаешь? А Любовь-то, Она рядом идёт и за руку держит. Только мы не признаём Её. А ведь по любви ничего не страшно, даже на смерть идти. Даже в самое пекло нырнуть…
Петруша замолчал и начал задумчиво водить кисточкой по чистому листу. Степан наблюдал за тем, как плавно плывёт кисть, оставляя за собой бледный след, и старался угадать, что получится на этот раз.
Петруша время от времени поглядывал на мальчика, как будто рисовал его потрет. Стёпа чувствовал неловкость, переминался с ноги на ногу, уже весь извёлся, но старичок словно не замечал этого.
– О, деда, у меня пирожки есть. Хочешь?
– Да кто ж от такого богатства откажется?! – встрепенулся Петруша. – Бери ящик, и пойдём в наш ресторан чай кушать с твоими пирожками.
Как и накануне, разместились у самой воды. Бутылка с чаем хранилась у Петруши в кармане, в ящике нашлись два пластиковых стаканчика, немного испачканных краской.
– Помыть? – спросил Петруша, намереваясь ополоснуть Стёпин стаканчик в Неве.
– Нет! Не нужно… – вскрикнул мальчик, останавливая деда. Вода в Неве не вызывала у него доверия.
– Ну и правильно, – согласился тот, посмеиваясь. – Тут тебе и жертвенный камень, тут и микробы разные, и сточные воды. И кто знает, чего ещё, верно?
Чай оказался очень душистым – это был набор каких-то полевых трав, – и привкус краски совсем его не портил. Пирожки, хоть и сплющенные об учебники, тоже не подвели.
– Вот какая громадина, да? – указывая на мост, обкусанным пирожком сказал Петруша. – Мощный такой, тяжеленный, а когда нужно – крылья поднимает как птица Божья и корабли пропускает. Чудеса механики, одним словом. Раньше механизм совсем другой здесь стоял, створу в сторону откатывали, как ворота. Да и выглядел мост тогда по-другому…
Сейчас, куда ни глянь, все фотографируют – каждую штучечку, каждую закавыку, даже каждую картофелину, прежде чем съесть, обязательно сфотографируют. И себя на каждом шагу запечатлевают. А в мои времена такой чести удостаивались только вожди да памятники. Ну и достопримечательности, конечно, тоже.
Жил отсюда неподалёку один фотограф, который с детства в Литейный мост влюблён был. Всё он старался на своих фотографиях его глобальность зафиксировать. Свет искал, ракурсы новые. Даже на крыши домов поднимался, чтобы сверху на него посмотреть. Этого фотографа я и пытался сейчас нарисовать. Помню его лицо, будто вчера видел.
– Мне показалось, что ты с меня что-то перерисовывал… – робко сказал Стёпа.
– Пойдём! Я даже покажу тебе место, где я с фотографом тем познакомился… – сказал Петруша и резко поднялся.
Проходя мимо мольберта, Степан увидел на рисунке странно знакомое лицо.
– Не
