играли вечером во дворе в футбол. Вся наша компания… Так вот, заигрались мы, как обычно, до темноты, а потом пошли мыться к колонке, – помнишь, там, за жёлтой пятиэтажкой, где тогда бараки были…
– Помню, помню, – проговорил Егор, с хмурым и насторожённым видом поглядывая по сторонам. – Что дальше?
– Ну, смыли мы, значит, с себя грязь, и всё пошли обратно. И ты тоже… А я немного задержался у колонки – кажется, промывал какую-то ссадину. И вдруг…
Никита сделал паузу, насупил брови и ещё пристальнее воззрился в мутную уличную глубь, точно пытаясь отыскать там подробности давнего, казалось, навсегда погребённого под ворохом других, более ярких воспоминаний эпизода, неожиданно ставшего таким важным и актуальным. Затем ещё медленнее и тише, почти шёпотом, произнёс:
– И вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд. Явственно, будто самой кожей, ощутил, что кто-то смотрит на меня, не сводит с меня глаз… Я обернулся. И увидел его!.. – Голос Никиты прервался; он помолчал несколько мгновений и, справившись с волнением, повёл речь дальше: – Он стоял чуть поодаль, в глубине улицы, под деревом. Сгущались сумерки, и его поначалу трудно было разглядеть. Но я разглядел… На нём был тот же самый чёрный плащ до пят, лицо закрыто капюшоном, руки почти до колен. Та же поза, каменная неподвижность, взгляд, от которого у меня мороз пробежал по коже…
Егор криво усмехнулся.
– Опять взгляд! Какой там ещё взгляд? Рожа его и сейчас, и тогда, как ты сам говоришь, была закрыта.
Никита пропустил замечание приятеля мимо ушей и, по-прежнему неотрывно глядя вдаль, как будто в никуда, вполголоса продолжал:
– Какое-то время, не помню, сколько именно, мы смотрели друг на друга. Я не мог оторвать от него глаз. Был словно околдованный… Вокруг никого больше не было. Только он и я… И вдруг я почувствовал страх. Такой страх, какого ни до, ни после того случая не испытывал. Точно кто-то сжал мне сердце и стал медленно стискивать его… Во второй раз я испытал этот страх сегодня… испытываю сейчас… Страх смерти!
Егор с неопределённым выражением, поджав губы и чуть покачивая головой, слушал товарища, и трудно было понять по его лицу, верит ли он Никите или считает его рассказ плодом расстроенного, перевозбуждённого воображения.
Немного помолчав, Никита перевёл взгляд на друга и, слегка повысив голос, проговорил:
– Если ещё совсем недавно у меня и были какие-то сомнения, то теперь я уверен на все сто: я видел тогда его. Это был именно он! Я не ошибся, не напутал и не выдумал это. Всё это было на самом деле… И всё повторилось через много лет, только в гораздо худшем и страшном варианте.
– А тогда-то чем всё закончилось? – спросил Егор.
– Тогда, к счастью, ничем. Будь по-другому, мы вряд ли разговаривали б сейчас с тобой… Я нашёл в себе силы отвести от него взгляд и, не чуя под собой ног, понёсся домой… И долго потом обходил то место стороной. Особенно по вечерам, в сумерки…
– А почему ты никогда не рассказывал мне об этом?
Никита пожал плечами.
– А о чём, собственно, было рассказывать? О том, что увидел кого-то в темноте и неизвестно отчего перепугался. Ведь ничего, по сути, не было. Только этот странный, непонятно почему охвативший меня ужас… Ну, а потом я попросту забыл об этом. Мне стало казаться, что всё это померещилось мне, что ничего на самом деле и не было. Так, пустые детские страхи, призраки, рождённые темнотой… Пока не встретил его сегодня…
Никита умолк и, нахмурившись, вновь устремил неподвижный взор в пространство.
Егор тоже хранил некоторое время молчание, словно обдумывая услышанное, после чего тряхнул головой и с расстановкой произнёс:
– Всё это, конечно, интересно, и очень может быть, что так всё и было, как ты рассказал… Но я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к сегодняшнему дню… вернее, ночи? К тому, что происходит с нами сейчас?
Никита усмехнулся краем губ и, придвинувшись к напарнику, заглянул ему в глаза.
– Неужели ж ты не понимаешь? – быстрым, прерывистым шёпотом, едва сдерживая возбуждение, проговорил он. – Ведь если спустя столько лет он вернулся, если это не первая наша – точнее, моя – встреча с ним, значит, всё происходящее теперь – не случайность, не стечение обстоятельств. Очевидно, он заранее, ещё днём, как-то вычислил нас, выследил, а вечером поджидал нас… там, у кладбища. Именно нас!.. А бомж просто под руку попался. Не повезло бедняге…
На лице Егора выразилось сомнение.
– По-моему, как-то хромает твоя версия. Ну, допустим, он выследил нас днём – куда мы пошли и так далее, – но откуда он мог знать, когда мы пойдём домой, и какой дорогой, и пойдём ли вообще? Мы и сами-то этого не знали, когда шли на вечеринку. Всё было спонтанно…
Никита раздражённо передёрнул плечами и, в очередной раз отведя взгляд в сторону, пробурчал сквозь зубы:
– А вот знал. Откуда-то знал… И стоял прямо на нашем пути. Поджидал нас. И дождался!
– Ну, предположим, что так, – опять немного помолчав, осторожно согласился Егор. – Но если, как ты утверждаешь, ему нужны именно мы и он охотится за нами, зачем же он убивает других людей?
– А так, походя. Ради удовольствия. Вероятно, ему просто нравится убивать. Вероятно, он так развлекается… – Никита смолк и наморщил лоб, словно задумавшись о чём-то. Потом заговорил снова: – Вот чего я действительно не могу понять, так это почему там, на Минской, он отстал от нас, позволил нам уйти? Ведь мы были почти у него в руках…
– По всей видимости, – высказал мнение Егор, – он рассудил, что ему гораздо удобнее будет взять нас дома, чем гоняться за нами по улице. И в самом деле, в квартире мы оказались как в мышеловке и едва не попались.
– И наверняка попались бы и были б сейчас на том свете, – промолвил Егор, поёжившись, – если б не твоя идея со шнуром от пылесоса. Только благодаря ей и спаслись. Сам бы я никогда не додумался.
Егор зорко осмотрелся кругом и с хмурым видом протянул:
– Да-а, спаслись… До настоящего спасения нам, боюсь, ещё далековато. Он ушёл, но в любой момент может вернуться и накрыть нас тут за нашей милой беседой. Так что сваливать нам надо, по-моему. И побыстрее!
Однако Никита решительно замотал головой.
– Э, нет! Я отсюда не сдвинусь ни на шаг. Мы ж не знаем, где он сейчас, чем он занят, что задумал. Может, притаился где-то там, за углом, и только и ждёт,
