отсеках которого представлены сотни видов морских обитателей, и крупнейшего в Японии «музея человека», центр получил известность благодаря уникальному парку макетов «Михорандо» — страна «Михо». В одной половине парка находится макет-миниатюра дороги Токайдо, воспетой в японской литературе и живописи. Протянувшаяся с юго-запада на северо-восток страны, Токайдо проходит и неподалеку от горы Фудзи, которая также встает перед посетителями парка — покрытая зеленым травяным ковром, дорогая сердцу каждого японца Фудзи-сан — «гора, подобной которой нет в мире». Только высота миниатюрной Фудзи не более 5—7 метров. А вот и крохотные, но тщательно выполненные художниками фигурки древних путешественников: они расположились у подножия, на одной из 53 станций Токайдо, увековеченных кистью гениального Хиросигэ.
Вторая половина парка отведена под макеты наиболее примечательных и красивых мест мира, и здесь, рядом с лондонским Тауэром, парижской Эйфелевой башней, в стороне от огромного макета нового токийского аэродрома Нарита с любовью выполнен ансамбль нашего Кремля.
Парк Михо — излюбленное место японских туристов, которые в конце недели целыми семьями отправляются в поездки по стране. Рассыпавшись по аллеям и тропинкам, группы взрослых и детворы оказываются как бы в миниатюрном мире, где в отличие от мира настоящего не существует расстояний между странами д народами. Видимо, именно к этому и стремились устроители культурного центра Михо, возникшего на базе расположенных поблизости факультетов университета Токай, душой которого является всемирно известный ученый, политический и общественный деятель профессор С. Мацумаэ.
В феврале 1982 года научная общественность СССР и Японии отметила 10-летие присвоения профессору С. Мацумаэ почетного звания доктора наук Московского государственного университета, с которым у университета Токай давняя дружба.
С. Мацумаэ уже за восемьдесят, но ученый полон сил, душевной энергии, молодого задора. Круг его интересов удивительно широк: вот он участвует в конференции «круглого стола» представителей советской и японской общественности, а вот — приехал в Москву в качестве болельщика и наставника с командой борцов дзюдо. В молодые годы Мацумаэ сам занимался дзюдо, что, несомненно, принесло пользу: в свои 82 года он все еще статен и высок.
С профессором Мацумаэ мне неоднократно доводилось встречаться и в Москве, и на территории Михо. Гуляя по аллеям сказочного парка, ученый рассказывал о своей столь богатой событиями и впечатлениями жизни. Многое прожито, многое пережито, и сейчас, когда мудрость безошибочно отделяет зерно от плевел, главным предстает сама жизнь и, значит,— мир. Ему ученый и отдал все свои силы, знания, опыт, неустанно увеличивая свой вклад в. укрепление отношений добрососедства между нашими странами.
Гостей Ниигата — города-побратима Хабаровска, расположившегося на побережье Японского моря, непременно знакомят с уникальным домом профессора Сато. Правда, среди местных жителей он больше известен как профессор по декоративным карпам.
В небольшом тенистом саду стоит обычный провинциальный дом японца средней руки. Миновав просторную прихожую, наша немногочисленная группа (хозяин принимает одновременно не более трех-пяти человек) попала в необычную комнату. Помещение площадью около 30 квадратных метров имело лишь три стены — четвертую заменяла живописная ограда внутреннего сада. Отполированный до блеска деревянный пол имел форму буквы П, в середине которой внезапно блеснула гладкая поверхность водоема. Это и был знаменитый «пруд парчовых карпов» профессора Сато.
Вода плескалась почти на уровне пола, как бы являясь его продолжением, а в глубине ее происходило чудесное — живой калейдоскоп ежесекундно меняющихся картин, необыкновенными по яркости мазками которых были резвившиеся огромные карпы. Красно-желтые, золотистые, серебряно-голубые, с какими-то причудливо разбросанными разводами и пятнами чешуи, подсвеченные косым лучом полуденного солнца, просеянного зеленой листвой нависшего сада.
Зачарованный живой картиной, я не сразу увидел хозяина: как бы сошедший с классической японской гравюры удивительно благородной внешности старик сидел в глубине комнаты, весь уйдя в большое мягкое кресло, и, видимо, так же, как и мы, был поглощен никогда не надоедающим зрелищем.
Негромкий голос профессора нарушил тишину:
— Вы, я вижу, удивлены: мало японцам моря вокруг, мало запаха рыбы повсюду, устроил из собственного дома пруд... Но для меня мои карпы не просто рыба; если хотите, даже не просто частица живой природы. Нам бы у них стоило поучиться жить. Бросишь корм, а они, из самоуважения, что ли, к нему не спешат, не дерутся... В Европе символ мира — голубь. А по мне, Пикассо ошибся: драчливое существо для символа терпимости, взаимопонимания выбрал. Вот карп —• действительно символ мира... А ведь это главное — мир.
Кому, как не убеленной сединами мудрости, поддерживать огонь в очагах разума и добра, передавая следующим поколениям отточенные годами навыки искусства и ремесла, нелегко добытый опыт побед и поражений? И сколь чудовищно несправедливым предстает судьба многих пожилых японцев в наши дни.
Было бы неверным сказать, что в Японии к проблеме старости все относятся безучастно. В некоторых префектурах Японии, прежде всего там, где органы местного самоуправления находятся в руках прогрессивных сил, были разработаны специальные программы помощи престарелым. Создана Всеяпонская группа действий за улучшение социального обеспечения престарелых, объединившая уже около пяти тысяч человек. Большинству вошедших в группу 65—70 лет. Самый молодой из них — председатель группы, 60-летний Тосио Фурумия с упреком отметил: «Наше поколение почти все потеряло во время войны. После войны мы вновь работали до упаду, содействуя возрождению и успехам Японии, но вновь остались ни с чем. Правительство должно обеспечить пожилым хотя бы бесплатную медицинскую помощь...»
Один из активистов движения помощи престарелым, бывший токийский учитель Хидео Ватанабэ, организовавший в 1978 году частный дом для нуждающихся престарелых, гневно заметил: «Япония — экономический гигант, но гном в области социального обеспечения... Теперь кажется невероятным, что в японских традициях — забота о стариках. Мне говорят: это следствие поражения и послевоенных новшеств. Нет, проиграть войну — это одно, а утратить гуманистические национальные традиции — совершенно другое».
Проблема необеспеченной старости продолжает оставаться наиболее острой в жизни японского общества. Опа по-прежнему ожидает своего решения, которое зависит не столько от доброй воли, сознания и активности отдельных граждан, сколько от способности борющихся сил добиться пересмотра всей социально-экономической политики государства с тем, чтобы она от служения интересам сильных перешла к защите прав слабого.
"ОТСУТСТВУЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ"
Японская публицистика известна созданием абсолютно новых, при этом кратких и подчас удивительно метких выражений. Многие из них, как бы схватывая и демонстрируя
