каблуке. Переменчивая женская мода пока отставала от мужской, которая в силу консервативности стала почти той, что будет в годы моей молодости. Жена явно не хотела уплывать из Порт-Артура. Ее можно понять. В городе мужчин на порядок, а то и на два, больше, чем женщин. Любая нарасхват, включая старые, подкрашенные брандеры, как моряки называют перезрелых кокоток, а каждую красавицу, как течную сучку, должна сопровождать целая стая кобелей с высунутыми языками, с которых капают слюни.
— Поручик Энкович, Шестнадцатый восточносибирский стрелковый полк, — представился муж. — У меня к вам нижайшая просьба: отвезите мою жену в Чифу.
— Извините, больше нет мест! — сперва отказал я. — Через трое суток вернусь и возьму ее.
— Я не могу ждать так долго. Начальник полка отпустил меня всего на сутки. Утром я должен быть в части. Возможно, будет бой, — поведал он.
— Я вам честно говорю, мест нет! — повторил я.
— А в вашей каюте? — продолжил давить поручик Энкович. — Я заплачу вдвойне.
Иногда мямли бывают жутко навязчивыми.
— На джонке нет кают, даже у капитана. Дети и их матери будут в трюме, там все уже забито до отказа, а мужчины, включая меня, проведут ночь на палубе, — проинформировал я.
— Черт, как же нам не повезло! — ругнулся он, после чего предложил: — А если она тоже не палубе? Переход ведь всего сутки, не так ли?
— Если согласится, почему нет⁈ — ответил я, уверенный в обратном.
Поручик вернулся к жене, которая стояла шагах в пяти от нас и всё прекрасно слышала.
— Люси, дорогая, тут такое дело… — как-то не очень уверенно начал он на французском языке.
Видимо, из богатых дворян. Французский язык уже не так распространен среди русских, как в предыдущем веке. То есть его все еще изучают в гимназиях и других учебных заведениях для состоятельных людей, но уровень заметно просел. Разбогатевшим купцам, капиталистам да и большей части разночинцев французский ни к чему. В моду вошел английский — язык буржуазии.
— Мишель, ты хочешь, чтобы я всю ночь провела на палубе среди мужчин⁈ — оборвала она.
— Нет, конечно, нет, но следующий рейс будет только через три дня, а отправлять тебя с китайцами я опасаюсь. Потерпишь одну ночь, а потом пересядешь на пароход до Инкоу в каюту первого класса, выспишься… — начал поручик Энкович штыбовать жену.
Не знаю, как давно они в браке, но у Люси уже выработался условный рефлекс на нытье мужа. С непроницаемым, окаменевшим лицом она молча смотрела мимо него, давала выговориться. Наши взгляды встретились, и — черт меня дернул! — я озорно подмигнул. Это был поступок дворового хулигана, на которого я, надеюсь, не походил, а не человека благородного, за которого старался себя выдать. Так сказать, подкинул ей катализатор когнитивного диссонанса. Хочешь заинтересовать женщину — разбуди в ней дьявола (любопытство). Они уставилась в мои глаза с таким решительным, напряженным видом, будто наши взгляды занимались армрестлингом. Игра в гляделки продолжалась с минуту или дольше. Я выиграл. В первый раз надо обязательно переглядеть, иначе место тебе под каблуком. Когда Люси опускала глаза, я почувствовал волну яркого, щемящего чувства влюбленности. Видимо, всех предыдущих она ломала запросто, наконец-то встретив ЕГО.
— Хорошо, если я так безразлична тебе, если тебе все равно, что со мной будет, я поплыву на этом… — не закончив предложение оскорбительным сравнением, оборвала Люси монолог мужа.
Он не сразу поверил в это, продолжил уговаривать, а потом вдруг резко замолк и после паузы спросил удивленно:
— Так ты согласна⁈
— Да, — коротко бросила она. — Неси вещи, пока не передумала.
Муж рванул к двум рикшам, махая им рукой, чтобы несли багаж его жены, которая старалась не встретиться со мной взглядами еще раз, боясь, как думаю, выиграть и разочароваться.
До наступления темноты Люси Энкович сидела под навесом, непринужденно общаясь сразу с несколькими мужчинами, которые вели себя скромно, с оглядкой на жен. С наступлением темноты, когда лучшие половины спустились в трюм, число поклонников резко выросло. Забавно было наблюдать, как они бьют копытом без смысла и толка. Если мужчин два и более, они нейтрализуют друг друга. Да и Люси надо было внимание другого, который изображал из себя капитана джонки, чрезмерно занятого обязанностями. Я не спешил, давал ей время вытомиться на медленном внутреннем огне, чтобы стала мягче, податливей. В итоге все остальные были мило посланы к черту: даме надо отдохнуть. Матросы по моему приказу заранее соорудили для нее под навесом в кормовой части судна ложе из моего тюфяка и подушки. Перед тем, как лечь, Люси сняла шляпку, распустила каштановые волосы, густые и волнистые — соблазнять так соблазнять. Укрылась клетчатым сине-красным пледом, хотя было не холодно. Не спала, ждала.
— Утомили озабоченные придурки? — сев на палубу рядом, тихо спросил я на французском языке.
Мои резкие слова, произнесенные на языке любви, каковым сейчас в России считают французский, видимо, смутили ее, потому что заговорила после паузы и о другом:
— У вас почти нет акцента. Бывали во Франции?
— Прожил там несколько лет. Мой отец был представителем Торгового дома Родоканаки в Марселе, — на ходу сочинил я (о крахе три года назад этого когда-то самого богатого предприятия на юге России, созданного греком, рассказал мне господни Милиоти) и предложил вернуться к предыдущей теме: — Давай перейдем на ты и поговорим о тебе. Комплиментов не жди. Уверен, что сегодня ты их наслушалась до тошноты.
— Не от всех, — улыбнувшись, произнесла она.
— У меня еще будет возможность исправиться. Если доберемся до Чифу завтра вечером, придется ждать двое суток прибытия парохода на Инкоу и еще ночь до отправления. Мы проведем их в номере люкс во французской гостинице. Русских там не бывает: слишком далеко от порта и дорого для беженцев, — поделился я планами.
— Ты спутал меня с женщиной легкого поведения, — резко бросила она.
— Наоборот. Я считаю тебя послушной женой, которая строго выполняет наказ мужа. Он приказал тебе во всем положиться на меня. Вот и положишься, — возразил я, поиграв словом. — А меня он попросил позаботиться о тебе, как о своей жене. Неужели ты думаешь, что я поселил бы свою жену одну в дешевой припортовой гостинце⁈
— Мишель порой бывает чересчур заботливым, — улыбнувшись, сказала она.
— Каждый бы стал таким, имея жену-красавицу, — не сдержал я свое слово обойтись без комплиментов.
Уверен, что в книгу достижений, которую ведет каждая уважающая себя женщина, была внесена запись «И этот», но Люси вида не показала, поинтересовалась:
— Ты женат?
— Бог миловал! — пошутил я.
— А сколько тебе лет? — задала она следующий вопрос.
