игрушки», – заметил Рыжий. «Не исключай вероятности, что эта штука просто была выключена», – заметил я, и Рыжий скис со смеху. Но тут Морган с важной торжествующей миной повернул обратно к пирсу, и мы с Баламутом вежливо преисполнились благоговения. Приходилось признать, что странный плавучий механизм очень облегчит наше передвижение.
И вот теперь мы шли на запад, вверх по течению, алое солнце пылало над рекой, река понемногу сужалась, лес понемногу редел, а впереди, в изгибах реки, вставали холмы, и за холмами всё новые покатые холмы, черные от заката. Река впадала в море километрах в двух к югу от Теслы, и этой реки не было тут еще в прошлый раз, когда мы проходили вместе по побережью. По субъективным ощущениям – с полгода назад. Но кого в этой Стране волнуют такие мелочи, как изменение географии? Хорошо хоть – раз в полгода, а не поминутно, как в Глухомани...
Двигались мы, по чести, довольно медленно, хотя в любом случае гораздо быстрее, чем если бы шли пешком.
– Мне нравится это место, – сказал Морган. – Я бы хотел когда-нибудь сюда вернуться.
Он стоял на корме у штурвала (который и на руль-то не был похож, а скорее на странно конфигурированную систему колес от детского велосипеда). Мы с Рыжим валялись на палубе и загорали.
– Каждый раз, когда мы попадаем в незнакомый район Страны, о мой незамысловатый друг, ты объявляешь, что тебе здесь нравится и ты хочешь сюда вернуться, – лениво проговорил Рыжий. Он лежал на животе и помавал в воздухе босыми пятками.
– Да, – ответил Морган, глядя вперед. – Во Фридланде я научился ценить красоту. А чего добился ты?
– Да уж, – сказал я, глядя в оранжевые переливы облаков прямо над собой. – Некоторые вообще в последнее время жутко свинячат. В Лабиринте якшаются с кем попало... Контрабанду в Страну таскают…
– А толку с этого никакого, – подхватил Морган.
– Контрабанда – это то, что запрещено, – лениво сказал Рыжий. – А мне никто еще не запрещал ничего сюда носить.
– Нам тут пока вообще никто ни разу ничего не запрещал, – проворчал Морган. – И не хотелось бы менять ситуацию…
– Между прочим, симпатичные горки, – сказал Баламут. – Там должно быть много кроликов.
Он неожиданно вскочил на ноги и замер, дергая носом. Катер закачался.
– Да, – сказал он. – Точно.
– Прыгай да плыви, – предложил Морган. – Кто у нас тут больше всех торопился?
Рыжий не удостоил его ответом.
– У нас ведь и провизия должна же когда-нибудь кончиться? Нет? – сказал я и закинул руки за голову.
– Не, – отозвался Морган. – Эти твои в Тесле мне предлагали примерно раза в два больше, чем мы все втроем могли бы унести. Если бы не таратайка, то прямо не знаю...
– Комплекс голодающего: дают бесплатно – хватай и беги, – Рыжий водил носом в воздухе.
– Ах, это, оказывается, мои комплексы? А сейчас мы чьи комплексы удовлетворяем?
– Слушайте, – сказал Рыжий, – ну давайте пристанем. На ночь. Вон там. Ноги разомнем. Я тоже хочу исполнить долг перед обществом.
– ...Делать нам как будто нечего, кроме как переться неизвестно куда за твоей вот этой фигней!..
– Ты что, не веришь, что я тоже могу приносить пользу?
– ...и мало того что у некоторых комплексы, они еще и с инстинктами не могут справиться…
– Этот тазик всё сильно упростил, – сказал Рыжий. – Кэп.
Не глядя на него, Морган молча передвинул на штурвале какой-то рычаг. Катер зафыркал (было очень похоже на уазик) и повернул к правому берегу, по курсу, указываемому носом Баламута. Я закрыл глаза.
2.
Рыжий рыбкой спрыгнул с нашего плавсредства, когда оно было в десяти метрах от берега. Капитан только крякнул. Апельсиновая голова появилась в волнах, и через секунду Баламут ловко, по-лягушачьи, взобрался на откос берега, поросший густыми кустами.
– Тунеядец, – громко сказал Морган ему вслед. – Чалку-то мог бы привязать!
В прибрежных зарослях мелькнуло рыжее. И тут же, очень близко, раздался пробный отрывистый тонкий лай – сиплый, но довольно громкий.
– Песенки он поёт, – недовольно пробурчал Морган. – Долг перед обществом у него…
Рыжее в кустах уже исчезло – как растворилось. Передний край «тазика» ткнулся в берег, и я спрыгнул на землю.
– Давай скорей, а то солнце сейчас сядет, – недовольно сказал мне Капитан.
Кажется, именно в тот момент, когда мы причалили, солнце наконец коснулось горизонта. Морган вдруг замер на раскачивающейся посудине, прислушался – и захохотал.
– Кролики, значит! Пользу он, значит, хочет принести!
Далеко-далеко, но отчетливо в быстро темнеющем воздухе разнеслось вдруг довольно приятное на слух, с переливом тявканье, а потом сразу еще одно – с другой стороны, гораздо ближе, громкое и низкое. И еще одно, и еще. Лисы пели свои песни на поросших редким лесом холмах, ближних и дальних, под зажигающимися звездами.
– Когда-нибудь я его все-таки подстрелю, – с удовольствием сказал Морган. – И сделаю шапку. Это будет единственная польза, которую
