молчит. Что случилось, ничего не могу понять.
— Рамчаран, в чем дело? — спросил отец.
— Ничего, просто кружится голова.
— И вчера кружилась?
— Да.
У Рамратана не хватило духу спросить, как же в таком состоянии сын мог дважды пройти пешком по две мили туда и обратно. Слезы душили его. Он решил немедленно вызвать доктора.
— Ничего, папа, — сказал Рамчаран, поглядев на него. — Если я не буду есть, все пройдет.
Джайнендра Кумар
ИГРА
Тихий, ясный вечер. Повсюду разлит ласковый, мягкий свет. На безлюдном песчаном берегу Ганга, позабыв обо всем на свете, с увлечением играют мальчик и девочка, и только безмолвная природа внимательно следит за игрой этих невинных созданий. Раздобыв где-то длинную палку, мальчик громко хлопает ею по воде. Фонтаном взлетают сверкающие брызги. Вода пенится и тянется к ногам ребенка, словно стремится приласкаться к нему.
Девочка, зарыв ногу в песок, старательно мастерит над ней маленький домик.
— Смотри у меня; если ты плохо получишься, я тебя разломаю! — говорит она своему домику.
И, ласково похлопывая рукой по мокрому песку, девочка поправляет свое сооружение. «В этом домике построю печку, — думает она, — и домик будет совсем-совсем мой. А Мано́хар?.. Ну нет, он не будет жить в моем домике, он останется здесь и будет носить листья для очага. А когда он очень устанет и хорошенько попросит меня, тогда я пущу его в свой дом…»
Манохар между тем продолжал играть у воды, совсем не догадываясь о том, какая участь его ожидает.
«Манохар очень хороший мальчик, — думает девочка, — только он большой драчун, все время пристает ко мне. Если и сейчас он будет вести себя плохо, я ни за что не пущу его в свой домик. Пусть сначала попросится и пообещает никогда не драться».
Девочку зовут Сурбала́. Ей идет седьмой год. Манохар на два года старше.
«Плита у моей печки будет очень горячей, — продолжает размышлять Сурбала. — Как Манохар будет жить здесь? Я-то смогу, а вот он сразу сгорит. Тогда я ему скажу: «Не ходи сюда, сгоришь — плита вон какая горячая». А что, если он не послушается и все-таки придет? «Остановись, — скажу я ему, — я сейчас выйду из домика». А что, если он заупрямится?.. Ну конечно, заупрямится. Ведь он очень упрямый… Нет, я все равно не пущу его сюда — сгорит, бедняжка, и все тут. А будет очень упрашивать — оттолкну и скажу: «Ты здесь сгоришь».
Ей очень нравится думать обо всем этом. Но неожиданно на ее лицо набегает черное облачко грусти. Ей отчетливо представляется грустная картина: она изо всех сил толкает Манохара, тот падает и домик под ним рушится.
Работа близится к концу. Еще две пригоршни песку, и домик готов. С величайшей осторожностью, будто стараясь не разбудить спящего ребенка, Сурбала медленно вытаскивает из-под домика ногу и в последний раз приглаживает руками созданное ею сооружение. Убедившись, что все в порядке, она даже подпрыгивает от радости. Сурбала решает позвать ничего не подозревающего Манохара: пусть поглядит на постройку, сделанную с таким необыкновенным искусством. Но глупый мальчик все еще барахтается в воде, даже не оглядываясь на нее. А ведь ему вряд ли приходилось когда-нибудь видеть такой домик.
«Нет, не буду пока звать, — думает Сурбала. — Сначала дострою домик». Взяв горсть песка, она осторожно усовершенствует свое сооружение.
Наконец все готово. Еще раз припомнив, какой должен быть настоящий дом, девочка всплескивает руками. Откуда же будет идти дым? Немного подумав, она ломает прутик и втыкает его в песок. Теперь ее домик совсем готов, самый красивый дом в мире.
Но, прежде чем позвать Манохара полюбоваться ее необыкновенным искусством, Сурбала еще раз пристально оглядывает свою работу. Рот ее приоткрыт, глаза горят. Радостное удивление не покидает девочку. Спроси ее сейчас: «Где живет бог?», и она без колебаний ответит: «Здесь, в моем домике».
Наконец Манохар вспоминает о Суро́. Он забрасывает палку подальше от берега и, отойдя от воды, видит девочку, погруженную в созерцание своего великолепного храма.
Проследив за взглядом Сурбалы, Манохар быстро подбегает и одним пинком ноги разваливает с такой любовью сделанный дом.
Гордый своим поступком, словно он только что захватил у врага неприступную крепость, жестокий Манохар даже кричит:
— Эй ты, Суро-ра́ни![27]
Но «Суро-рани» продолжает безмолвно сидеть на месте. Выражение чистой радости еще не успело слететь с ее лица, она еще витает в чудесном мире грез. Только что хотела она войти в этот мир вместе со своим товарищем и показать ему всю его красоту и очарование. Но — увы! — этот мальчик одним ударом ноги разрушил все ее мечты. Сурбала глубоко страдает.
Возможно, найдутся люди, которые сочтут ее чересчур наивной и глупой. «К чему страдать? — скажут они. — Мир так недолговечен! В нем нет места ни горю, ни счастью. Всякая вещь возвращается туда, откуда она вышла, не принося ни радости, ни печали. Земля появилась из большого огненного шара и в конце концов когда-нибудь снова обратится в огонь. Это неизбежно. Тот, кто не понимает этого, достоин лишь глубокого сожаления. Глупая девочка, задумайся над этим!»
Но, на горе бедной Сурбалы, ни один ученый человек не появился в этот час на пустынном берегу Ганга, чтобы преподать ей подобный драгоценный совет. Впрочем, я вообще глубоко сомневаюсь в том, чтобы неискушенная в ученых премудростях Сурбала последовала такому совету. Рядом с ней не было никого, кроме неразумного и злого Манохара, который, конечно, не имел ни малейшего представления о тонкостях философии. Трудно сказать, что творилось в его душе. Однако что-то, видно, тронуло его сердце.
— Суро! — закричал он, пытаясь сгладить свой проступок. — Что с тобой? Ты сердишься?
Сурбала продолжала безмолвствовать.
— Ну, Суро! Почему ты сердишься?
Девочка не пошевелилась.
— Теперь уже ничего не поделаешь, — тихо проговорил Манохар. Голос его вдруг задрожал.
Сурбала молча отвернулась. Возможно, она не обратила внимания на дрожащий голос мальчика.
— Суро… Это я, Манохар!.. Почему ты меня не ударишь? — повторял он, стараясь придать твердость своему голосу.
— Я с тобой не разговариваю, — только и смогла ответить Сурбала.
Все, что она с такой любовью создавала, исчезло безвозвратно, унеся с собой золотые грезы. Дрожащий голос Манохара глубоко врезался в ее сердце.
— Суро, вот я здесь, рядом, — взмолился Манохар. — Я нехороший, злой. Ну ладно, не разговаривай со мной, но хоть брось в меня песком или ударь. Ударь
