захлопнула дверь. А еще говорят, любимый чувствует, когда его ждут… Да разве можно ждать постояннее и вернее, чем поджидала Магная Цэвэл? Ждала со всей силой своей первой любви, ждала во сне и наяву. А он и не чувствует, как в маленькой юрте на заснеженном зимнике высоко в горах тоскует по нему сердце девушки. Хорошо бы стать сказочной невидимкой, слетать к милому на волшебном посохе, шепнуть ему: «Дочь Дамбия с побережья реки Сайнусны-Гол полюбила тебя всем сердцем. Ты для нее — единственный в мире, самый лучший, самый близкий человек. Это для тебя она украдкой от посторонних глаз вышивает цветным шелком нарядный кисет». Или нет, пожалуй, надо сказать иначе: «Где твои глаза, Магнай? Девушка по тебе сохнет, а тебе и горя мало. Больше года прошло с той встречи, как впервые почувствовало ее сердце сладкую тревогу. Приглядись же повнимательней к Цэвэл, дочери Дамбия, может статься, и ты полюбишь ее».
От этих мыслей Цэвэл становилась храбрее, и мечты уносили ее в далекие дали… Вот Магнай узнаёт о ее чувстве и сам проникается к ней любовью. Молодые люди объясняются, потом играют свадьбу в новой белой юрте, красивой и просторной. Вот Цэвэл своими руками настилает крышу из белоснежного войлока. А потом — потом она держит на руках крошечное существо, каждая черта которого — повторение отца, Магная.
«Я, кажется, письмо собиралась писать, — спохватилась Цэвэл. — Конечно, конечно… Так, а с чего начать? Я ведь никогда не писала писем молодым людям». Взгляд девушки случайно упал на конверт, заткнутый между стропилами и войлоком. И она потянулась за ним. От кого это отец получил письмо? Ах, вот оно что! Это пишет их дальний родственник. Что ж, Цэвэл возьмет это послание за образчик. Старательно подражая ему, девушка начала было перечислять небогатые события своей жизни, перечитала написанное и почувствовала, как от собственных строк повеяло скукой. Она отложила в сторону чужое письмо. Она напишет по-своему, как сумеет. Но где найти слова, чтобы выразили всю глубину ее чувства? Может, поискать в книгах?
— Эй, хозяева, собак придержите! — послышалось вдруг за дверью. О, небо, да это же голос Магная! Цэвэл сорвалась с места и бросилась из юрты. Уж не почудилось ли ей? Нет, не почудилось, перед нею и в самом деле был Магнай. Он соскочил с коня, поздоровался и с широкой улыбкой добавил: — Баговый агитатор Магнай по вашему вызову явился!
«По вашему вызову!» Эти чудесные слова звучали у Цэвэл в ушах, когда она глядела, как Магнай отворяет дверь в ее юрту, когда она торопливо вносила в юрту сухой аргал и растапливала печурку.
В юрте Магнаю тут же попался на глаза чистый лист бумаги, на нем в самом верху была всего одна строчка: «Хотела бы я сказать слова, чистые как снег, твердые, как скала, длинные, как реки…»
— Ты написала? — удивился он. — Кому же предназначены эти замечательные слова? А, понимаю, личная тайна, прости, что прочитал.
Красная, как мак, Цэвэл бросилась к листку и разорвала его в клочья.
— Прости, — еще раз повторил Магнай. — Прости, что вмешался куда не следует… А начало у письма замечательное, жаль, что ты разорвала листок… Дорого бы я дал, чтобы узнать, кто получит от тебя письмецо. — «Тебе оно предназначалось, только тебе, догадайся же, дорогой», — мысленно отвечала ему Цэвэл, но Магнай не догадался. Стиснув зубы, девушка подбрасывала топливо в горящий очаг.
— Ладно, шутки в сторону! Ты, я гляжу, мастерица писать письма. Наша областная газета с твоей легкой руки прославила меня как плохого агитатора. Ты бы лично меня покритиковала, а то сразу в газету пишешь. — Магнай расстегнул кожаную сумку и протянул девушке газету. — Вот, полюбуйся! Там, на второй странице, заметка под рубрикой «Письма трудящихся».
Понятно, это Баасан постарался… Не в сомонный центр отправил он письмо Цэвэл, а прямо в аймак, в редакцию газеты. Такой оборот дела удивил Цэвэл. Но содержание письма осталось почти неизменным, если не считать, что его немного сократили.
— Я не хотела, чтоб письмо было напечатано, — попыталась оправдаться девушка. — Ты не сердись, пожалуйста.
— С чего ты вообразила, что я сержусь? — удивился Магнай. — Ты правильно написала: араты, что живут у реки Сайнусны-Гол, оказались отрезанными от всего мира на своей дальней зимовке. И агитатор месяцами к ним носу не кажет. Тоже верно. Так о чем же тебе хотелось послушать, обитательница берегов Сайнусны-Гол?
Она не ответила. Подвел ее Баасан! Вот и верь после этого человеку! Получилось неловко — она ославила Магная на всю округу, он ей этого ни за что не простит.
Она присела у печки — ее жерло было забито аргалом. Цэвэл явно перестаралась. Огонь уже начал задыхаться. Она встала на колени и стала раздувать. Горький дым валил из дверцы, и, наверное, поэтому слезы застлали Цэвэл глаза. Она боялась смотреть на Магная. Неужто теперь все кончено? Наверняка! Разве можно любить девушку, которая критикует тебя на страницах печати?
Неизвестно, как завершилось бы это свидание, которого с таким нетерпением ждала Цэвэл, если бы ее не выручили соседи. Узнав о приезде агитатора, они один за другим потянулись в юрту Дамбия. Магнай аккуратно сложил газету и спрятал в сумку.
— Все собрались? Можно начинать? — спросил он просто.
Парень добросовестно выполнял задание, полученное от багового председателя вместе с крепким нагоняем. Это у него называлось: действовать по следам критики скотоводки Цэвэл. Магнай рассказывал о текущем моменте, отвечал на многочисленные вопросы аратов, раздавал им свежие газеты. Тем временем в хотон прибыл еще один человек с двумя верблюдами.
— Это кинопередвижка из сомонного центра, — объявил Магнай. — А с ней — киномеханик. Он покажет вам интересную картину. По моей просьбе, — скромно добавил он.
Новость была встречена с нескрываемым восторгом. Одна Цэвэл чувствовала себя по-прежнему неловко и постаралась укрыться за чужие спины, когда вновь прибывший киномеханик, парень разбитной и веселый, после первого же знакомства объявил, что может всех сфотографировать, а коли у кого нет денег, он может получить за труд натурой.
Охотников увековечить себя на бумаге нашлось, как и следовало ожидать в глуши, немало. Но Баасан и тут вмешался. Зачем сниматься поодиночке, не лучше ли всем вместе? Все согласились, кроме старой чавганцы Лундэг. Она вообще отказалась фотографироваться и поплелась домой. Кому, в самом деле, нужна ее фотография? Кажется, за последние двадцать лет карточка ее нигде не понадобилась.
Два дня агитатор провел в хотоне, и все это время там царил настоящий праздник. Баасан видел в том свою заслугу: не отправь он письмо за подписью Цэвэл в газету,
