Думал, нажираться или нет. Вечером все равно уезжать. Надо было только зайти к Обезьянову, отдать сапоги. Решил пить. Первый глоток вспоминается с отвращением. Цвета было много, как в жизни почти нигде. Новость про необходимую жертву съёмок явилась лишь сегодня свету. Как стиляга оделся на новогоднее телеобращение наш президент.
Конечно, они торчали и на войне. Неявное, после чего всякий становится наш и всё принимаешь. Два распухших ужаса на пути ребёнка, который освоил только кривой шаг, без быстрее там выше или сильнее. Этот бэби адекватен пропорциям толстяка трагической и таинственной судьбы, получившего перед мученическим венцом воинское звание. Есть сокрытое перед кумачовым поездом, тёмного зала глотающего без продыху тусклый свет пустоты помимо диалогов и в этой безмысленной, всецело разговорной атмосфере деревенский крикун усаживается вусмерть до прихода свежих отмобилизованных и в бой с кем угодно готовых жлобов и алкашей. Главное он уже знает и готов стать стволом за которым слушает вся бесконечная квартира. Неспешный он убедителен. Выпинав неизвестную мать, он таинственно передаёт сыну тот кусок истины которому приобщаются там где наркотами не рождаются. Идти он не мог, только ползти. Уполз. Его необыкновенно туго и гладко вшторило, затем мягко и бесконечно пёрло пока он полз и полз. Потом он пропустил, кажется, сотни дней. И вот сын получает урок полифонии. Это происходит когда он бежит сквозь листья. Привычный мир теряется, начинается строгое мелькание спровоцировавшее вкупе со стрессом для совести — он впервые участвовал в "акции" — прорыв того участка духа где зреет наследственное знание. Через минуту он крещён водой. Вода и дух сквозь дверь в полу швыряют его, озаряя год многоплодием свыше, на Тверскую. Он обнаружил, что...
Он перемещается в будущее. Эту способность предсказала его встреча в мире пурги со взрослым сыном. Это всё тот же разговор в ночь перед последней атакой. Яркие цвета отпугивают одних духов и привлекают других. На улицу. Фантазию к власти.
Двадцать восьмого декабря сел в поезд до Петербурга. Питер холодный, украшен скупо. Пробки, машины гудят и толпа торопится, но в метро красивые, живые лица.
"Я ненавижу своих друзей. Они все слабаки, слизняки. Вот посмотри. Здесь я а это Саша и Миша. Миша. Каким же он стал слизняком. Они все приезжают. Живут на родительские деньги. И с понтом ищут работу. Эта им не подходит. Эта не устраивает. Здесь мало платят, эта неинтересная, тут не прижился. Сначала был институт, все учились, потом началось, боулинг, бухло, и так пробухали год, другой, до сих пор ничего, так и бухают". "Он даже был лучшим на курсе, но ни хрена ничего не знает, он просто совсем не шарит в собственной профессии, просто у него собачьи глаза, и он смотрел на профессоров собачьими глазами, а они женщины все, ставили зачёты, отличные оценки. Работу ищет уже вечность наверное. Я, мол, хочу получать — некрасивое круглое число — не меньше."
"А это реально?" — подходим к Русскому музею. Вторник, музей закрыт. "Конечно нет! ... В моей жизни не хватает вектора. Раньше постоянно было движение к цели. Пускай эти цели не я ставила, их мне ставили, но вместе со всеми от одной цели к другой, было видно вперёд, а сейчас где перспектива?" "Иногда думаю, что хочу ребёнка, семью. Иногда думаю, что хочу в загранку уехать. Мне нужно сильно захотеть. Я ведь если сильно захочу, то преодолею всё, любые препятствия." "Мама сказала мне: прости, мол, что мы так тебя воспитывали, что всё хорошо, жизнь хорошая, и люди тоже хорошие. Не так это. Ты уж, мол, извини." Яичница с сыром — восхитительная, сочная...
Ближе к площади всё больше стало пьяных потом когда вошёл где перекрыли движение ближе концертной площадке там столько людей самых разных откровенно злобных и совершенно прекрасных просто серых и красивых глаза устали от лиц прошёл по коммунальной и дальше мимо фонтанов спустился в плотную толпу, заполнившую площадь, дождь их не разогнал но несколько налил огромных луж в которых люди не стояли но накидали сразу мусор как в девяностые всюду бутылки и бычки каждый третий курил идти сквозь них было как в накуренной комнате тяжело дышать их дымом и запах пота и перегара тоже пропитал площадь я шёл с трудом потом увидел как жирную лужу обступили мобилами камерами в луже плясали пьяные мужики, с площадки сверкал свет и гремела адская попсяра под которую лихо вдохновенно расплясывали воду пятеро пьяных тел. весело — пошёл дальше на интернациональную приятно свободно ходить где обычно проезжая часть детей несли на руках и всё курили курили менты и пожарные пока тихо стояли не во что пока им было вмешиваться. мимо главного корпуса прошёл на набережную там вроде поменьше было народу но пьянющих как будто даже больше. не доходя до пирата, там где огородили деревом какие-то поркые раскопки, у забора вязко дрались двое пацанов лет по двадцать двадцать пять. поздоровее в зелёной майке скользнул упал спиной на грязь. с голой спиной другой клещ вцепился в него прятал кудрявую голову в плечо потом пытался ухватить за яйца и укусить тогда круг наблюдавших возмутился искренно а один попья- нее подскочил и как даст пинка ему верхнему сел на них и глупо молотить кулаками в голую спину беззвучно будто не доставая быстро заученными движениями а нижний в зелёной майке всё повторял "Это по-пацански?! Это по- пацански?! Это по-пацански?!" одним и тем же выражением и голосом
Алёна позвонила хотя сейчас час ночи вытащить меня во двор поговорить познакомить со своим парнем Лёшей тридцать лет худой сгорбленный небритый сидит на скамейке сама с полторашкой пива Волга в руках пятью новыми дырками в ухе мол это больно а мне нравится когда больно нельзя оставить лишь то что удобно а боль отрезать игнорировать вину сделать вид что чего-то просто нет — но я попытаюсь.
Лена Лавриненко сказала что одну её подругу сбила машина и один её друг повесился так что многие кого она знала умерли и стала подпевать далеко сидевшей пьяной компании песню чижа и ко и сказала что год как замужем но о детях пока не думает и что я со школы не изменился совсем и что встречается с одноклассниками двадцатого июня каждый год и что бежит искать потерянный мангал. Мы его не нашли. Вышли на первомайский мост где редкие лампочки вспыхивали бесшумно. Повернули назад. Надо же спустя столько лет, сказала она, вот
