другом же несущая нечто вроде пинцета, в который, вероятно, полагалось зажимать посредством другого колёсика с винтиком кусок серого грифеля, находящийся, возможно, в малюсенькой чёрной цилиндрической пластмассовой коробочке или футлярчике. Бросив вольный взгляд на этот футлярчик, Ёжиков решил, что займётся им позднее, и вернулся к первоначально затронутому им колёсику. Ёжиков ещё на пару оборотов ослабил колёсико, что дало ему новую возможность свободно поворачивать удерживаемую колёсиком деталь, и повернул этот голеностоп таким образом, что левая нога циркуля заканчивалась теперь не иглой, но подобием пинцета. Удовлетворённо хмыкнув, даже чуть приподхрюк- нув, Ёжиков туго завертел колёсико, зафиксировав до полной неподвижности подобную голеностопу деталь, и ласково погладил острым выступом мягкой подушечки среднего пальца правой руки те маленькие зубчики, которыми было покрыто колёсико. Два другие колёсика, отметил не без лёгкого содрогания Ёжиков, также были с крошечными зубчиками. Отодвинув от глаз циркуль, Ёжиков удивился, насколько теперь, с пинцетом на месте иглы, циркуль выглядел дисгармонично, надорванно, инвалиду войны подобно, одушевлённо, динамично, напряжённо, драматично, нервно, выразительно, неуклюже. Два шурупчика, что удерживали металлические ноги в пластмассовых чреслах, будто два глаза, так и вытаращились на Ёжикова; покачав головой, Яков вернулся к колёсику. Более тёплого, матового металла, чем нога, колё- сико не сверкало резко, а спокойно поблёскивало, будто маленькое уютное закатное осеннее солнышко. Колёсико спокойно и прочно держалось на винтике. Ёжиков прислушался. За несколько минут стало как будто тише, но он знал, что тишина эта обманчива и в любой момент может взорваться очередным каскадом дух выматывающих, бессмысленных, неумолимых звуков, поэтому Ёжиков, сохраняя ухмылку на лице, сидел спокойно.
Вряд ли тихий сойдёт на стол с пинцетами дух. Скорее запри комнату и уезжай не заходя в чужие крылья, этажи высокие не посещай, торопись. Повстречаться с тем, что в тебя заложили глубоко, глубоко, вот что тебе должно сейчас стремиться осуществить; это и далёкое прошлое, и вообще глубины сознания, где долго мёртвый штиль и одна и та же температура, для которых всё твоё бытиё лишь один тюремный срок. Неуклюжие с технической точки зрения первые попытки приоткрыть изнанку разума дали Ёжикову лишь отсечение никуда не годных путей, которыми ходили жбыш- ные. В каждом своём стоящем хотя бы чего-то дне Ёжиков предвечно встречает своего Лейтенанта. Возвращение к моменту встречи это встреча в гораздо большей степени за счёт зрелости понимания.
Листья проносятся над головой похожие на обожжённую скатерть. Небо и облака сохранили цвет и всё что ниже горизонта стало серым. Берёзы движутся падающие струи белого шампуня. Фонарики синеватого цвета. Одинокое печальное дерево. Слышен шум от падающей воды. Впереди плотина. Одинокими выкриками тявкал белёсый поркый пёс. Машины покрыты слоем пыли, но блестели ярко. Два ларька со множеством мелких освещённых деталей которые мутили зрение Ёжикова усиленное линзами приблизились осветили всё ярко и как всё предыдущее потерялись позади.
Руки Ёжикова облепили комары. Он стал их сдувать но они обнимали его мокрую кожу изо всех сил. Всюду мелькали непонятные огоньки. Комары яростно цеплялись в руки Ёжикова. Слева громоздились кучи земли и мусора выковырнутые кем-то прямо из середины поля. Лаяли псы. Девушка в красном коротком платьице подошла к ларьку со шторами рубинового цвета. За столом сидел светловолосый толстый парень в оранжевой рубахе и тянул светлое пиво из литрового стакана. На рекламном плакате девушка с растрёпанной причёской в белом оскалив зубы возносилась над пригнувшимся парнем одетым пчелою. Справа лежала одинокая пустая покрышка. Слева стояла белая плита с полумесяцем, вокруг валялась сирень. Небо стало совсем тёмным, наступила ночь. Ёжиков вдыхал запах пыли бензина воды листвы мочи резины. Мелкие камешки на обочине не решались перейти дорогу. Ёжиков выехал на главную улицу города. Он проехал мимо высохшего сбитого голубя. Он свернул налево и поехал в сторону реки по узкой улице освещённой лишь рекламой. Мимо спиленных деревьев. Мимо девушки с короткой причёской.
Лябжясчыков подвёл Ёжикова к столу. Профессора перебирали тараканов. Профессор Ковшыгин сожрал таракана. Профессор Койлов пытался остановить профессора Ковшы- гина. Профессор Ковшыгин радостно отталкивал руками профессора Койлова и тянулся за очередным тараканом. Лейтенант разозлился и рявкнул на профессоров, а Ёжиков тявкнул. "Определяйте их, а не жрите, Константин Викторович". Это сказал Лябжясчыков, а Константин Викторович хмуро пожал разновысокими плечами. Ковшыгин был жирный и сальный, а Койлов неопределённого вида, хотя, конечно, худой. Одеты оба профессора были из рук вон плохо, как и все профессора завода пурги. Койлов взял таракана и поднёс ближе глазам. "Это турукун, как вам кажется?" — сказал Койлов. "Да, это турукун" — согласился Ковшыгин.
а это торокон. — сказал опять Койлов. — нет, это тэ- рэкэн. — да что вы! Он вон какой весь круглый! — да, и плоский. Тэрэкэн типичный. — это я его так держу, вот, смотрите, так видно? Торокон. — ну, может быть... ладно, пусть будет торокон.
"Что это за пюпюжлдрбдт?" — подумал Ёжиков и посмотрел очень вопросительно на Лябжясчыкова. Лябжясчы- ков иронично ощерил клычки, но ничего не сказал. - смотрите, тырыкын! — а вот и тэрэкэн. — это уже точно тэ- рэкэн. А это, кажется, тюрюкюн? — нет, это турукун, просто он старый. — ладно, турукун так турукун, пусть, хрен с ним, будет турукун. — тёрёкёнь. — однозначно. — торокон? — да, наверное, торокон. Ещё один тырыкын. Сегодня их как-то много, тырыкынов. Может, двух возьмём?
Куда? — сказал Ёжиков. — куда вы их берёте? К себе в класс? Это же тараканы! — Ёжиков дёрнулся и мотнул башкой и уронил к себе на очки каплю пота откуда-то с волос. — Ни одного таракана! — вскричал Койлов. — Уже много дней — ни одного! — товарищ лейтенант!..
Глоссолалия Лябжясчыкова, его ферма по выращиванию Бахокюи, его свиньи, львы, непонятные махинации с банкоматами и криптовалютой, всё это бесило высший командный (офецерский) состав Завода Полифонической Пурги. Элемент клоунады в поведении Лябжясчыкова нарастал, тогда как сознания офецеров отрезвлялись всё более и более. Отец взвесил офецерский дух. Оказалось преобладающим белое. Рухнула мышь. Симпатичная, оценил и обмотал терновую гирлянду. Но козыри оставались. Оставались на этом раненом столе.
Если говорить о фильме "Стиляги", то в первый раз я смотрел его в Екатеринбурге, в кинотеатре "Колизей". Тогда я только что вернулся с аэродрома, куда зря мотался, из-за облаков и снега прыжков все равно не было. В сумке — бутылка виски. Её мне Лена Якимова подогнала. К началу фильма опоздал, сел в первый после прохода ряд, слева, соседей нет, в зале ещё человек пятнадцать.
