рвусь изо всех сил, хочу кричать и плакать, но спутана магически, не шевельнуться, не открыть рта... И ужас парализует волю и тело…
Проснулась от собственного крика.
— Свет! — приказала сорванным голосом.
Села на кровати, завернулась в одеяло и дрожала, переживая снова удар, нехватку воздуха, злобный смех и невозможность выпутаться.
— Лёля! Лёля!
Молчу и трясусь. Не могу. Не могу ничего!
Даже подумать в ответ не могу.
Мне страшно!
Сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Руки вцепились в край одеяла, их свело судорогой. И только глаза могут двигаться, я держусь взглядом за белую стену, ухватилась и держусь. Надо успокоиться. Надо просто успокоиться.
В комнату заглянула Машэ.
— Ольга-се? — спросила тихо.
Видимо, взгляд у меня был какой-то говорящий, потому что она быстро подошла, обняла меня и сказала:
— Страшно?
Я дергано кивнула.
— Надо плакать! – теперь приказала она. Прямо потребовала: – Ну!
А я не могла. Смотрела на неё, широко открыв глаза, и молчала. Только редко вздрагивала. И она легонько хлопнула меня по щеке. Раз, другой. А потом и сильно, так, что голова мотнулась. И слёзы сами брызнули из глаз. И я, наконец, заревела.
Об ужасе сна, о страхе вчерашней встречи с Игорем вживую, о своей боли настоящей и приснившейся. А Машэ сидела рядом, обнимала меня за плечи и молчала.
— Ольга-се боится? — спросила, когда я наконец стала успокаиваться и качнула головой в сторону приёмного зала.
Я мелко покивала, утыкаясь ей в плечо.
— Обидел?
Я согласно покивала, шмыгая носом.
— Нельзя обижать! – строго прикрикнула моя маленькая защитница. – Ольга-се умеет защитить себя?
Вытирая глаза рукавом ночной сорочки, отрицательно покачала головой.
— Он очень сильный, он мужчина. Я — слабая женщина. И магии почти нет, а то я бы его…
Это меня всегда так расстраивало, что и сейчас слёзы полились опять.
— Машэ научит, — она подняла за подбородок мою голову так, чтобы заглянуть в глаза, решительно сказала: – Ольга-се станет сильной, бояться не будет, защитит себя. Пойдём!
Смешная маленькая девочка! Защититься от Игоря?!
Машэ больше не сказала ни слова, лишь сильно дёрнула за руку. Я киселём стекла с дивана и поплелась за ней.
Следующие несколько часов стали самыми неожиданными и трудными в моей жизни — я бегала, прыгала, перелезала через препятствия, падала без сил, поднималась от окрика «Ольга-се, вставать!» и снова бежала, прыгала, перелезала...
Комната Машэ стараниями Всёли превратилась в довольно большой участок леса со всеми неровностями и особенностями почвы настоящего леса. Мне даже казалось, что это просто не комната, а место, которое Всёля то ли похитила из какого-нибудь настоящего мира, то ли вырастила сама. И, конечно, из такого места получился хороший полигон. Втайне я радовалась, что комната хоть большая, но собственным водоёмом не обзавелась.
Когда я в который уже раз свалилась лицом в траву, ощущая неповторимые вкус и запах зелени, земли и грязной лужи, снова подумала о счастье сухопутных пробежек. И подумала, видимо, недостаточно тайно, потому что жизнерадостный голос Всёли сообщил:
— А это хорошая идея! Девочке не хватает воды! Побегай ещё полчасика здесь, а я расширю комнату в другой стороне и наполню прудик.
Я содрогнулась — сквозь гул крови с окончанием этой фразы моих ушей достигла другая, сказанная ласковым мяукающим голоском Машэ:
— Ольга-се вставать. Богиня стать сильной!
И я встала.
Никакой богиней я не была. Я чувствовала себя загнанным стражником, отжатым до последней капли. Но зато паника ушла, да и мыслей никаких, кроме: «Когда же это закончится!» — в голове не оставалось. Остатки страха ещё жили в душе: я слишком хорошо помнила то, как было плохо, и я вставала и двигалась, шла, бежала, ползла вперёд, чтобы вытрясти, растерять по пути ужас, пережитый во сне.
Не знаю, прошло ли уже полчаса, да и забыла я о словах Всёли, но, пытаясь добраться до стены комнаты, искусно оформленной под густую чащу, чтобы спрятаться там и посидеть или хотя бы постоять, прислонившись к дереву, я набрела на пруд. Рассветные сумерки, которыми нас встретила комната Машэ, уже сменились ранним солнечным утром, и вода пруда слепила глаза розовыми бликами. Над поверхностью стелился лёгкий туман, будто воздух был холоднее нового водоёма.
— Давай, Ольга, вперёд! — бодро скомандовала моя Вселенная.
Я склонилась над водой, упёрлась руками в грязные колени и глядела сверкающую гладь, тяжело дыша.
— Ольга где? — послышался тоненький голосок из зарослей за спиной.
— Машэ, ты плавать умеешь? — хрипло крикнула, чуть повернув голову в сторону.
— Плавать? — удивление в мяукающем голоске смешалось с изумлением и непониманием.
И я быстро сдёрнула с себя измазанную, порванную до лохмотьев ночную сорочку и вбежала в воду. Дно на третьем шаге резко ушло вниз, и я нырнула.
А когда вынырнула, у берега, порождая фонтаны брызг, тонула моя юная учительница.
— Машэ!
Я ринулась к ней, за несколько сильных гребков оказалась рядом и с большим трудом вытащила кашляющую девчонку на песчаный берег – она оказалась на удивление тяжелой. А ещё ужасно неудобно было удержать её в воде, скользкую и мокрую, — волос-то не было, чтобы вытащить.
— Ну, Всёля! Ну, удружила! — возмущалась я мысленно, слушая приглушенное хихиканье у себя в голове, а Машке сказала: — Чтобы отрастила волосы! Понятно?! Как мне тебя из воды доставать в другой раз?!
Машэ подняла ко мне мокрое лицо с виноватой улыбкой.
— Ольга-се опять спасла Машэ — Машэ отрастит волосы!
Я сжала губы и молча обняла мокрую девчонку, а она — меня.
— Какая же ты дурочка, Машка! — думала я и глотала слёзы. А ведь для кого-то дурочка — я...
Свежий утренний ветерок быстро выстудил мокрую одежду и заставил нас двигаться.
— Пошли в душ, будем греться, — сказала и провела рукой по едва заметным колючкам на голове моей гостьи. — И спасибо тебе, Машенька. Помог твой способ.
Она улыбнулась ласково и погладила мою ладошку своими тонкими пальчиками.
— Маленькие вперёд! — скомандовала я, и пока она мылась в моём душе, приготовила согревающие напитки из трав и алкоголя и поставила на маленький столик в приёмном зале.
А когда и я, приняв душ, вышла туда из своей комнаты, Машэ смотрела на экране «ролики». Выбор Всёли показался мне странным, да и реакция Машэ удивила — она застыла с надкусанным куском лепёшки в одной руке и
