горячей чашкой — в другой, а всё потому, что на экране двое закованных в толстые кожаные панцири мужиков дрались на ножах.
— Что ты такое показываешь ребёнку? — возмутилась я беззвучно.
— Ольга, я кое-что поняла, и это сейчас именно то, что ей нужно.
— И что же ты поняла? — спросила саркастически, присаживаясь на диван и беря в руки свою чашку. – Она у нас боец? Силач? Наёмный убийца?
— Нет. Я же тебе говорила, что она Великая Мать. Сейчас она пытается понять, как воспитать тебя сильной.
— Что?! — я чуть не подавилась горячим напитком, но мой кашель не смог отвлечь нашу маленькую гостью от нового ролика, который без перехода сменил предыдущий. Теперь на экране мужчины бежали, потом перелезали, переползали, запрыгивали и спрыгивали, чем-то напоминая меня получасом раньше — мокрые, грязные, потные, изнурённые.
— Такое можно здесь? – сияя взглядом, обернулась ко мне на мгновенье Машэ и снова уставилась на мелькающие картинки с орущим неслышные слова мужчиной. Его рот так широко открывался, а шея так напрягалась, что двух мнений быть не могло – он что-то кричал. И что-то подсказывало мне, что крик этот был весьма недружелюбным.
Я только пожала плечами.
— Скажи ей, что можно! – свой восторг Всёля даже не пыталась скрыть, а я болезненно простонала — сразу поняла, кто будет кричать, а кто — бегать по таким вот узким мостикам и грязным лужам.
— Думаю, ты просто можешь приступать. И да, Всёленька, объясни, как девочка, которая не сможет родить, может быть идеальной матерью? Тем более – моей.
Напиток был горячий и хорошо расслаблял, снимая напряжение, и мышцы плеч и спины размякали, отчего щекотка пробегала по спине от шеи до копчика. Я наконец почувствовала, что мне хорошо и уютно, уселась поудобнее, удивляясь тому вниманию, с которым Машэ следила за событиями на экране и которое раньше я никак не могла в ней разбудить.
— Я ещё думаю над этим, — вот сейчас никакого восторга в голосе Всёли не слышалось.
— То есть ты не знаешь?
— Я думаю! — недовольно повторила моя неугомонная Вселенная и надолго замолчала. Из чего следовал вывод, что время делать из меня совершенство у нашей Машеньки ничем и никем не ограничено.
Захотелось взвыть – не люблю я такое, как было сегодня, чтобы пот, чтобы усталость, чтобы боль во всем теле. Не-хо-чу!
Но моё мнение и нежелание в расчёт не приняли, и наша станция пополнилась новым помещением.
Напротив коридора с жилыми комнатами, если идти прямо через приёмный зал, появился ещё один коридор с дверью. "Это про запас. Может, ещё что придётся сооружать. Лед или горные пики..." — прокомментировала Всёля свои ужасающие планы.
Первой открыла эту ужасную дверь не я. И визжала радостно тоже не я! И скакала внутри от восторга тоже, уже всё и так понятно, не я!
За дверью было высокое помещение, очень просторное, напоминающее бальный зал размером, но совершенно не напоминающий устройством. Примерно то, что Машэ видела в «роликах», Всёля повторила и здесь. И называлось это «спортивный зал». В нём были «тренажёры», «полоса препятствий» и различные «эмуляторы».
Восторженная девчонка назвала это проще и понятней для меня — зал силы. И я с ней согласилась. Только силу и развивать в таком месте. Особенно силу сопротивления пробежками по вот этим вот орудиям пытки.
Вообще-то, Машэ, когда появилась её лесная комната и панель в столовой, стала незаметной и совершенно не доставляла хлопот. Она редко выходила из своего леса, и теперь я могла её видеть в основном, когда она шла из него в зал силы. Или в обратную сторону. В столовую она старалась ходить, когда я не видела.
И выглядела Машэ теперь необычно – задумчивая, с тихой улыбкой. Иногда весёлая. Иногда молчаливая. Всё чаще — разговорчивая.
Ела свой любимый суп – это было понятно по характерному запаху в столовой и округляющимся щекам. Показывала мне свои плетёнки. Что-то рассказывала, будто кошка мяукала. Заводила меня в зал силы, гоняла по всем чудесам, что для нас делала Всёля.
А ещё учила меня бороться.
Иногда я заставала её в этом зале, машущей то одним, то другим оружием, стреляющей из лука или бегущей по тем пыточным устройствам, которые назывались «полоса препятствий».
— Всёля, ты и с ней наладила мысленный контакт? — спросила однажды, наблюдая, как ладная маленькая фигурка довольно ловко на бегу стреляет из арбалета по мишеням. Мишени были в виде раскачивающихся человеческих фигур, и такого я в роликах не видела и не желала для воплощения.
— Нет.
— Откуда ты знаешь, какое ей нужно оружие?
— Она смотрела ролики, а я наблюдала, что её заинтересовало, и теперь предлагаю время от времени из того списка.
После таких упражнений Машэ с огнём в глазах рассказывала, что она освоила, чем можно застрелить и с какого расстояния, чем – сразу, а после чего жертва ещё помучается. Я только нервно сглатывала.
И слушая эти полные эмоций слова, глядя в эти сверкающие восторгом раскосые глаза, я всё больше сомневалась во Всёле. Вот эта ловкая девчонка, которая может убить почти голыми руками, и есть идеальная мать?
При этом я видела, чувствовала душой, как с каждым днём что-то внутри нашей Машеньки расправляется, будто росток, и тянется вверх, и всё крепнет и крепнет. И прятала свои сомнения, молчала. Всё же у Всёли взгляд куда как пошире моего.
Да и сама я чувствовала себя лучше после беготни по залу силы – приступы паники сходили на нет, спала я всё чаще без снов. А если что-то появлялось, то Машэ и зал силы снова срабатывали как надо и выгоняли из меня всё ненужное.
Между делом во время этих изнуряющих испытаний она учила меня владеть некоторыми видами оружия — рапирой, кинжалом, плоскими звёздочками с острыми краями, а потом, после, в нашем приёмном зале, как ни странно это звучит, рукоделию. Наверное, Машэ хотела приобщить меня к своему увлечению – сама она могла часами просиживать в комнате-лесу под деревом и с блаженством на лице что-то плести, вышивать, крутить или складывать.
Плетёнки, вышивки и прочие поделки она приносила и оставляла на кухне. Куда их потом девала Всёля, я не знаю. Но точно куда-то девала, потому что все до единой они исчезали, стоило только отвести взгляд. А Всёля всё приговаривала: «Ай да Машенька, ай
