что чуть в ногах не запуталась.
Андрей стоял возле авто. Красивый до невозможности. Вот же… он ведь сказал: заеду. Но я даже подумать почему-то не могла, что он на машине. Вчера мы пешком прогуливались.
Буквально три шага, как в бреду — и я в его объятиях. Надёжных, крепких. Не знаю, кто из нас потянулся первым. Но только губы его накрыли мои.
Наш первый поцелуй, что длился очень недолго.
— Машка… — уткнулся он лицом в мои волосы. — Леди Осень, привет.
А я стояла и боялась дышать. Уткнулась лицом в его грудь.
— Я тебя напугал, да? — спросил он тихо.
— Нет, — подняла глаза. — Поехали отсюда.
И мы неслись, как ветер. Болтали о чём-то. Я смотрела на его руки, что уверенно лежали на руле, вдыхала воздух, потрескивающий от напряжения и слышала, как поёт моя душа.
Он рядом. Он со мной. Он меня поцеловал.
Мы снова где-то ужинали, но я, кажется, не понимала, что ем. Я ощущала себя Большим Ухом и Сплошной Эмоцией — впитывала, слушала, упивалась. И мне было очень хорошо. До мотыльков, что порхали внутри и осыпали какую-то пьянящую пыльцу со своих невесомых крыльев. До головокружения, когда весь мир — смазано двоится и плывёт, колыхаясь, рассыпая искры.
Влюблённая. Восторженная. Глупая. Но я не хотела из этого выныривать. Мне бы поглубже погрузиться… В самый омут, в пучину. Лишь бы с ним.
— До встречи, Маш, — прикоснулся Андрей губами к моим волосам. Осторожно, почти невесомо.
— До встречи, — шептала я, срываясь с места. Почти бежала в общежитие, хоть и не хотелось никуда уходить.
— Что это с тобой? — спросила меня соседка. Мы столкнулись в коридоре. — Да ты ж сияешь, Маш.
С Милой мы дружили. Она жила в комнате напротив. Такая же, как я. Только более цепкая и приземлённая, уверенно стоящая на ногах. Прагматик до мозга костей, точно знающая, куда идти и что делать. Она уже работала в полуэлитном салоне. Хваткая, как бульдог, умеющая выгрызть то, что ей причиталось. Но и пахала она, как чёрт. Училась. Пёрла вперёд, как танк, и без сожаления оставляла позади «слабаков».
— Смотри, не заиграйся, — покачала она головой. — А то видела я твоего мажора. Не, если для здоровья — норм. Но ты ж понимаешь, где мы, а где он?
— Не надо, Мил. Андрей не такой, — осадила я её.
— Ну-ну, — мерила она меня тяжёлым взглядом с прищуром. — Не такой значит не такой.
И руками развела. Мол, что со мной разговаривать.
Да я бы и не прислушалась. Нет. Потому что в моей ладони билось счастье. Оживала мечта. Цвела любовь, рассеивая золотой свет и освещая всё вокруг.
— А тебе домой не надо? — спросила я Андрея три дня спустя. — Ну, работать, например?
Спросила и засмущалась почти до слёз. Мы встречались каждый день. Плыли по течению. Я уж точно.
— Мне и здесь хорошо, — пошевелил он весело бровями. — А так… я вольный художник, знаешь?
— Как это? — спросила, чуть нахмурившись.
— Так это, — щёлкнул он меня легонечко по носу. — Работаю удалённо. Интернет, компьютер — и больше ничего не надо. Делаю один очень занимательный проект.
До этого дня он никогда не рассказывал, чем занимается. А я… ну, слышала кое-что от Ани да от Ольги Степановны.
— Расскажи, — попросила я, и Андрей не стал отмахиваться.
Из того, что он мне поведал, я поняла многое: ему нравилось. Его увлекал мир веб-дизайна, он этим горел.
— Если хочешь, я тебе покажу.
— Хочу.
Я хотела знать всё, что было связано с Андреем Сотниковым. Хоть немного прикоснуться. Подышать тем же воздухом.
— Тогда поехали ко мне? Я тут квартиру снимаю.
Я тогда покосилась на него с недоумением. Мне казалось, он здесь ненадолго. С друзьями приехал то ли встретиться, то ли отдохнуть.
И мы поехали. Я никак не могла отказаться от мира, в котором жил он.
Андрей обитал в старом доме. Сталинка — очень прочная, будто вечная. Три комнаты, кухня. Много простора, высокие потолки, окна-эркеры и мансарда. Там, под крышей — ещё одно место, где очень уютно и где он обосновался по-настоящему.
— В общем, я здесь больше, — смущённо почесал он подбородок. — Я только ради этой экзотики и снял эти хоромы. Мне тут дышится хорошо и работается. Тут настроение, понимаешь?
Я понимала. Мне нравилось. И я ходила на цыпочках, почти не дыша, прикасаясь к древнему поцарапанному комоду, где стоял ноутбук. К выгоревшему абажуру напольного светильника. Поглядывала на большую тахту, покрытую лоскутным одеялом.
— Здесь офигенно! — выдохнула я.
А потом он показывал, над чем работает. Рассказывал увлечённо, а я смотрела и восхищалась.
Это действительно был совершенно другой мир, незнакомый мне доселе.
Нет, не такая уж я была и дремучая, конечно. Но вот так, очень-очень близко да ещё изнутри всё это видеть не приходилось.
А ещё я поняла, что мне тянуться и тянуться до Андрея, как до солнца. Но не чувствовала себя ни бедной родственницей, ни неровней ему. Просто понимала: нужно больше стараться, потому что иначе никак.
— Ну что, сходим поужинаем? — спросил он несколько часов спустя.
— А давай я что-нибудь приготовлю? — ответила ему.
Меня, как и в детстве, грызла совесть.
Я понимала: он может себе позволить. Но не могла себе позволить я, а поэтому пыталась отнекиваться и отбрыкиваться, как могла. Но все вечера мы проводили вместе, и у меня не было ни единого шанса отговорить Андрея.
— А давай! — легко согласился он, и я перевела дух. — Продукты у меня есть. Я сам готовлю иногда завтраки, если не ленюсь. А так всё же предпочитаю ходить куда-нибудь или заказывать. Проще. Быстрее. Не отнимает времени.
— Мужчины, — фыркнула я и решительно направилась к лестнице.
Где-то там кухня. И я горела желанием накормить этого мужчину.
Глава 17
— Я помогу, — доставал продукты из холодильника Андрей. — Я, к примеру, умею чистить картошку.
Весело у него получалось. А я обожала его улыбку — мягкую, лёгкую, светлую. И то, как светились его глаза, мне тоже нравилось.
Впрочем, если б он хмурился или молчал, мне б тоже пришлось по душе, потому что я любила его до беспамятства, как кошка.
— Ловко у тебя получается, — цокнул он языком, наблюдая, как я двигаюсь по кухне.
— Долгие годы практики, — пыталась я скромничать.
Готовить я любила. Особенно, если было из чего.
— Будет картофель по-французски, — ставила я в духовку противень. — А ещё салат.
— И кофе со сливками. Будешь? Я сварю.
Андрей отодвинул меня мягко, занял место у плиты, а
