проклятие «зеленого» выпускника. Пока всё, что ей предложили, это работу в мелкой конторке, где больше пусто, чем густо. Зато на удалёнке, сделал дело — и свободен, как степной ветер.
Так вот, она собиралась сначала потанцевать, а потом набросать пару скетчей, но кто-то пришёл. К маме, разумеется, потому что Юлька — та всегда предупреждала, если планировала заскочить. В любом случае, это означало, что танцы временно отменяются. Не будет же она отплясывать в присутствии чужих, пусть и за закрытой дверью.
В коридоре раздались шаги. Замерев на кровати с телефоном в руке, Ульяна напрягла слух.
— Здравствуйте, а вы к кому? — недоумённо вопросила мама.
— Здравствуйте! Я… Я к Ульяне! Она же здесь живёт? Я уже две квартиры обошёл!
Полный энергии и энтузиазма молодой мужской голос заполонил собой пространство, проник в каждый уголок квартиры, просочился в каждую щель. Коржика, небось, уже в шкаф сдуло.
«Твою налево!»
Уля напряглась пуще прежнего. Во-первых, это всё-таки к ней. Во-вторых, голос был ей смутно знаком, она точно слышала его раньше. Такая… Экспрессивная манера говорить.
— Да, здесь, — растерянно ответила мама. — Уля! К тебе пришли!
Ульяна метнула стремительный взгляд в зеркало. На пороге стоял какой-то парень, а отражение предъявило ей взъерошенную не накрашенную девочку в футболке с Микки Маусом. Ну мама! Нет бы сказать: «Извините, вы квартирой ошиблись». Или: «Ой, а Ульяны сейчас нет дома». Сдала с потрохами.
Значит, отменяются не только танцы, но и рисование. Провела субботу спокойно, называется. Вздохнув, Уля скатилась с кровати, кое-как пригладила волосы пальцами и выползла в коридор. Мама глядела на свою дочь с плохо скрываемым изумлением, в то время как из дверного проема на неё глядела огромная охапка бордовых роз, за которой с трудом угадывался визитёр. Впрочем кеды его выдавали.
«Ты что тут делаешь?..»
— Какая ты милая! — воскликнул Вадим, торжественно вручая ей тяжеленный букет. — Ещё лучше, чем неделю назад! А я тут мимо шёл и подумал, не заскочить ли? Приглашение же в силе?
«Какое ещё приглашение?.. Ах, да… Приглашение… Ты ведь сам себя пригласил, точно!»
— Мам, это Вадим. Вадим, это мама, — принимая цветы, смущённо пробормотала Уля. Ну вот, теперь вала вопросов жди.
Мама кривовато улыбнулась, но с прохода все же тактично посторонилась.
— Очень приятно, Вадим. Надежда Александровна. Проходи, как раз чайник вскипел.
Ох уж эта мамина вежливость. По глазам же видно — предлагает, потому что гость, а гостей принято приглашать на чай. Но никакого доверия молодой человек ей пока не внушает — и это тоже прекрасно видно. Была бы её воля — устроила бы ему допрос с пристрастием, не сходя со своего места. Впрочем, глядишь и устроит: семейное чаепитие как раз создает подходящую атмосферу. Не затем ли зовет? Вот только если Вадим сейчас соскочит, отдуваться придётся ей — Ульяне. На допросе. С пристрастием.
Вадим широко улыбнулся, демонстрируя маме одновременно расположение, благодарность, открытость, доверие и даже уязвимость. Улыбка у него и впрямь была детской — Уля ещё в тот раз подметила.
— Спасибо, Надежда Александровна! Я бы с большим удовольствием, но… — покосился он на Улю, — я хотел позвать вашу дочь прогуляться. На часик. Ульяна, ты же мне не откажешь?
«Да ты же уже всё решил! Ну!»
Вопросительная интонация и впрямь не соотносилась с выражением его лица, на котором проступала отнюдь не надежда на благосклонное отношение, нет. «Я знаю, ты мне не откажешь», — вот, о чём Уля читала в серо-зеленых глазах. Довольно самонадеянно, однако уверенность в себе — качество, человеку в принципе нужное. Ульяна такой чертой характера не обладала, но мечтала рано или поздно этот полезный в хозяйстве навык освоить.
Так. Прогуляться. Хочет ли она с ним «прогуляться»? Хороший вопрос. С одной стороны, сердце не отбивало барабанную дробь, голову не заволакивало туманом, а глаза — пеленой. Ей не хотелось прыгать до потолка от осознания, что она понравилась такому симпатичному парню. Приятно, да, но и только. С другой — ведь каждый заслуживает шанса. Может, из него выйдет неплохой друг. А может, со временем она сможет разглядеть его получше.
— Прогуляться? Ну… Пошли, — протянула Ульяна растеряно. — Я только соберусь, десять минут.
— Да не переживай! — будто в подтверждение своих слов Вадим взмахнул рукой в жесте, который означал: «Не стоит заморачиваться». — Ты отлично выглядишь, к тому же прямо сейчас нам в соседнюю дверь. А гулять уже потом.
«Что?»
— В смысле? — оторопела Уля.
— К Рыжему. Мне нужно кое-что ему вернуть, уже давно. Ненадолго! Он сказал, что в семь у него репетиция, так что… — и ещё один жест: плечи поднялись и опустились, Вадим трагично поджал губы. На этот раз посыл был таков: «Так что надолго не получится».
«К какому ещё Рыжему?! Какая ещё репетиция?»
Мамины глаза округлились, став похожими на тарелки из их лазурного столового сервиза. В её взгляде отчётливо читалось вопросительное: «Ульяна, ты же не пойдешь?», сменившееся требовательным: «Ульяна, нет!».
А Уля вдруг ощутила, как в грудине заискрило чувство, с которым она познакомилась всего несколько месяцев назад. Давящее, тянущее чувство сопротивления. Боги, ей уже двадцать четыре, а от неё по-прежнему требуют чуть ли не беспрекословного послушания. Управляют её жизнью, причем делают это с непоколебимой уверенностью в том, что лучше знают, что для неё хорошо, а что плохо. Да, право мама имеет: она ведь себя положила на то, чтобы в одиночку поднять на ноги единственную дочь. Однако последнее время Ульяна ощущала, будто стала заложницей ситуации. Мамин вклад в благополучие их семьи был поистине велик, и Ульяне предлагалось внести свой — казалось, вполне посильный. Так что взрослела Уля с пониманием: расстраивать и разочаровывать маму никак нельзя, нельзя не оправдать возложенных надежд. Нужно быть идеальной дочерью, чтобы мама видела, что всё не зря.
Свою маму Уля очень любила, старалась соответствовать её ожиданиям, но…
Том как-то на это сказал, что такими темпами себя она узнает в лучшем случае к пенсионному возрасту, и то если очень повезёт. И мысль эта беспокойная в Ульянину голову последнее время что-то зачастила. В прошлый раз совсем недавно мелькала, недели две назад, в школе танцев. Тогда Уля, с завистью разглядывая взмыленных, покрытых синяками девчонок, вывалившихся из тренировочного зала, в котором закончились занятия по акробатическому пилону, размышляла о том, что мама упадет в обморок, если узнает, что её дочь подумывает освоить «танцы на шесте». «Стыд-то какой!». В тот самый момент Уля ясно почувствовала протест души, сказала: «Довольно!», и записалась на пробный урок. Потом уже себе
