теперь думает, я сумасшедшая! Я ему противна! Какой стыд!
К вечеру Таня, устав лить слезы и сочинив очередной печальный сонет, села разбирать засушенные цветы для гербария. Она долго рассматривала прозрачные, хрупкие, как крыло стрекозы, растения, и приклеивала в альбом. Это занятие настраивало девушку на философский лад. За ним ее и застала сестра после возвращения с пикника.
– Ты не расхворалась? Глаза красные … – волновалась Зинаида.
– Смотри, Зайдэ, – Таня подняла сухой цветок и посмотрела на просвет. – Когда-то это была прелестная лесная фиалка, а теперь она мертва… но даже в смерти она прекрасна.
– Танек, ты же знаешь, я не люблю пустой меланхолии! Ты была таким бойким, жизнерадостным ребенком, а теперь умудряешься во всем найти какую-нибудь вселенскую грусть…
– Разве это удивительно? Разве может самый несчастный в мире человек видеть радость хоть в чем-то? Мое сердце скоро высохнет, как этот цветок…
– Как тебе не совестно? Вокруг столько сирых, убогих, нищих, а ты молодая, цветущая, живущая в роскоши. Тебе ли, кому небо дало всего с лихвой, роптать? Займи себя чем-нибудь…
– Ты права, Зайдэ, права! Мне бы твою волю… сил больше нет на страдания!
Таня прижалась к сестре и зарыдала. Зинаида обняла княжну и стала гладить по голове, как делала их мать в детстве.
– Ничего, ничего, – приговаривала она.
Дав немного времени сестре выплакаться, Зинаида отстранила ее.
– Ну довольно! Любовь придет, когда ты будешь готова. Когда очистишь сердце от обид и забудешь разочарования. Драма, которая сквозит в каждом твоем взгляде, в каждом жесте, лишь отпугивает поклонников.
– Верно! Увядший цветок уже не привлекает пчел… Что ж, отныне я буду свежа и весела, как апрельский ручей! – Татьяна выпрямилась и решительно вытерла слезы. – Только бы Поль, пока не понял, что я – его судьба, не вздумал жениться на ком-нибудь! Мысль об этом приводит меня в ужас!
Зинаида лишь вздохнула. Сестра была неисправима.
Скоро соседи не могли поверить своим глазам. Татьяну будто подменили. Она была весела и кокетлива. Танцевала без устали. Участвовала во всех развлечениях и дурачествах. Шутила сама и звонко смеялась над шутками кавалеров.
IX
Леля полностью окунулась в замужнюю жизнь, которая приносила ей огромное удовольствие. Помимо ежедневной службы, маневров, учений и различных смотров, полковая рутина супруга включала в себя и развлечения, в которых Ольга принимала теперь самое активное участие. Ей импонировало, что лейб-гвардия задавала определенный уровень – офицеры не могли посещать третьесортные рестораны или кафе, ездить в вагонах ниже первого класса и скромничать с местами в театрах. Эрик, который в средствах стеснен не был, с удовольствием все эти требования выполнял. И поручику, и его жене льстила близость к высшим лицам империи, включая Императорскую семью. Не прошло и года с их венчания, а Леля уже несколько раз, пусть не вблизи, видела Государя, который был вторым шефом Лейб-Гвардии конного полка.
На удивление, Лёлю радушно приняли не только офицеры, что было вполне естественно при ее миловидной внешности, но и дамы-полковницы. Они тут же оплели молодую женщину густой паутиной советов и сплетен. Молодая супруга Пистолькорса не сопротивлялась. Она твердо решила стать частью этого общества и с благодарностью впитывала все негласные правила и наставления опытных приятельниц.
Уже через несколько месяцев после свадьбы Ольга ждала ребенка. Она, сколько могла, утягивалась в корсет, чтобы до последнего иметь возможность появляться на приемах и танцевать на балах. Родив в июне мальчика-богатыря, она вместе с няньками переехала на дачу в Красное село, где полк был на маневрах, и снова закружилась в вихре яркой полковой жизни.
Поручик парил на седьмом небе от счастья. Он не мог нарадоваться на супругу, которая со свойственной ей увлеченностью вила гнездышко и создавала идеальную семью, всем на зависть. К пущему удовольствию Пистолькорса сын Александр был точной его копией. В благодарность за рождение наследника поручик преподнес супруге шикарный изумрудный гарнитур. Эрик, вообще, был мужчиной щедрым и баловал свою Лёлю частыми подарками.
– Счастлива ли ты, Пистолькорша? – шутливо с глазу на глаз спросил сестру Сергей, когда та явилась к нему с неожиданным визитом.
– Каждый день благодарю Господа!
– Супруг не безобразничает?
– Это с дурными жёнами безобразничают, а с хорошими – надобности нет, – естественная для молодости самоуверенность Лёли забавляла и очаровывала, тем более что в ней не было отталкивающего высокомерия, более того, допускались некоторые сомнения в заявленных постулатах. – Хотя… ты слышал, что судачат про Великого Князя Сергея Александровича? Якобы волочится за каждой юбкой, а Елизавету Федоровну терзает страшно и развода ей не дает. Жаль ее, ежели так. Она кажется милой.
– Верится с трудом. Ежели б он был таким самодуром, в полку непременно просочилось бы, а Преображенцы о нем довольно высокого мнения, насколько я знаю.
– А что ежели он со мной флиртовал на одном из обедов?
– Он с тобой или ты с ним? – усмехнулся брат.
– Я ни с кем не флиртую и не кокетничаю. У меня просто глаза такие, – наигранно оскорбилась сестра, но хитрое выражение лица выдавало ее целиком.
– У Любаши такие же глаза, но о ней никто не скажет, что она не знает удержу в кокетстве…
– Только ей не говори! Иначе мне не избежать долгих нравоучений!
– Вообрази, что я про Великого Князя кое-что поскабрезнее слыхивал… У некоторых членов Императорской семьи слишком длинные языки, по моему разумению.
– А я об этом могла слышать? – Лёле безумно хотелось узнать что-то такое, о чем еще не было бы известно полковым матронам, чтобы сразить их сенсацией.
– Надеюсь, что нет, – улыбнулся брат.
– Хм, это интересно! Ты должен мне рассказать!
Сергей рассмеялся и покачал головой.
– Ни к чему достойной даме такие пошлости слушать.
– Ты не смеешь так поступать! Заинтриговал и в кусты! Что за вероломство! – вновь наигранно обиделась Лёля.
– Оставь это, Лёля! Я не Пистолькорс, надутыми губками ты меня не растрогаешь, – Сергей прекрасно знал, как справляться с капризами младшей сестры. – Ты вторым-то еще не тяжелая?
– Надеюсь, что нет, – она тут же поспешила объясниться. – Не подумай, Саша – чудесный ребенок, не доставляет никаких хлопот, но хотелось бы немного дух перевести между детьми… Кстати, я задумала прием, на котором мы сыграем сцены из какой-нибудь пьесы.
– Превосходная мысль! Так и вижу бравого Пистолькорса в роли Чацкого или Гамлета.
– Насмешки над членами семьи не делают Вам чести, Сергей Валерианович! – Ольга не злилась, она давно привыкла к чувству юмора брата. Тем более, она собиралась просить его об услуге. Глупо было бы поссориться и не получить своего. – Ежели хочешь знать, Эрик, скорее всего,
