в сторону, откуда мы пришли. Девушки нет и её возвращение не предвидится.
– Что, не можешь решить сам? – спрашиваю. – Майра в вашей компании – мозг, а ты – мускулы?
– Майра... – говорит Хуберт и резко замолкает.
Не хочет со мной делиться даже частичкой информации, даже самым бесполезным знанием.
– Ладно, – говорю, откидываясь на спину. – Решай задачу, а я пока отдохну.
Лежу на земле, смотрю в небо. Ещё только середина дня и впереди много часов пути, поэтому нужно восстановить силы как следует.
– Держи, – говорит Хуберт и протягивает мне красную жемчужину.
– Серьёзно? – спрашиваю. – Ты настолько мне доверяешь?
– Я заберу её, как только ты снова сможешь ходить.
– А вдруг я с её помощью взорву тебе голову? Или вытяну всю воду из организма? Превратишься в сморщенную копию самого себя.
– Единственное, что ты можешь с ней сделать – взять в рот и потом плюнуть в меня как можно сильнее. Вот и вся её опасность.
Беру протянутый шарик и чувствую облегчение на душе. Ты снова дома, малыш, ты снова со мной. Мы с тобой больше не расстанемся никогда-никогда. Боль в ранах мгновенно отступает: они ещё ноют, но уже не так мучительно.
Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с пустотой, когда у меня забрали мои жемчужины.
– Ты ведь уже встречал такие штуки? – спрашиваю.
Молчит, смотрит на горизонт.
– Ты отдал её мне потому, что точно знаешь, как она работает. Верно?
– Эта штука из Гуменда, – отвечает. – Вот только существо, которое дало этот Дар, отказывается покровительствовать любому, кто не из их деревни. У меня он работать не будет, но тебя почему-то слушается.
– И ты знаешь, что она делает?
– Восстанавливает раны и позволяет хозяину восстать из мёртвых, если умаслить существо. Вот почему Гуменд до сих пор не уничтожен, хотя людей там в пять раз меньше, чем в Фаргаре. Принесут кого-нибудь в жертву, а потом светятся, орут и совокупляются всю ночь. И попробуй только их убить – встают и встают раз за разом.
Кажется, Хосо об этом говорил. Принеси в жертву человека – и он явится в наш мир, наделив обладателя красной жемчужины настоящей силой. И это будет не какое-то восстановление ран, а мгновенное, нескончаемое, восстание из мёртвых. Пока твоя голова остаётся на плечах, ты остаёшься живым.
Я уже видел такое.
Больше не хочу.
Пришлось забрать жемчужину у гумендовца, чтобы умертвить его, наконец.
– Что ж, спасибо за доверие, – говорю.
– Нет никакого доверия, – отвечает Хуберт. – Я никому не доверяю и уж Дарграгу тем более.
– Зря ты так считаешь. Из всех окружающих деревень – мы самые нормальные.
– В каждой деревне так думают про себя. И что в итоге? Фаргар регулярно пытается на нас напасть, убивает любого, на кого наткнётся. В Каруте спят и видят, как бы нас спалить, а в Орнасе... мой сын в Орнасе. У этих тварей нерезаных.
О последних деревнях я даже не слышал. За хребет идти слишком далеко и к нам заявлялся в основном Фаргар. Те, кто живёт чуть дальше, просто не преодолеют этот путь. Даже не знаю, как бы мы жили по эту сторону хребта. Нам и одних врагов хватало, чтобы регулярно убегать в горы и смотреть, как горят дома. С десятком врагов в округе нас бы точно истребили.
– А что ты скажешь про Дарграг? – спрашиваю. – Почему ты ставишь нас в один ряд с остальными?
– Вы – такие же чудовища, как остальные. Веками наших людей похищали, а теперь ещё имеешь наглость спрашивать.
– Погоди-погоди, – говорю. – Кого это мы похищали?
За несколько лет жизни в Дарграге мы пересекали хребет лишь дважды и оба раза по моей инициативе. У нас даже слухов не ходило, чтобы мы хоть кому-то навредили. Мы – жертвы, а не кто-то другой.
– Вы регулярно это делаете. Парнишка по имени Трудж, знаешь такого? Я своими глазами видел, как группа ваших накинула ему мешок на голову и утащила.
– С чего ты взял, что это были люди из Дарграга?
– Посмотри на меня и на себя, – говорит. – И скажи, мы с тобой отличаемся? Если мы сейчас станем рядом и к нам подойдёт случайный человек из Фаргара, он определит, кто из нас из какой деревни?
– Конечно, – говорю. – Ты же рыжий. Я до этого рыжих вообще не видел.
– То-то и оно. Труджа утащила группа темноволосых, смуглых людей. Я преследовал их несколько часов, пока не нарвался на стрелу одного из них.
Приподнимает кожаный доспех на поясе и под ним виднеется кривой шрам от вытащенной стрелы.
– Ты явно что-то путаешь, – говорю. – В Дарграге никогда, никого не похищали.
– Твои ноги восстановились? – спрашивает с нетерпением.
Всё ещё болят, но мышцы уже начали срастаться, даже пальцы на ноге шевелятся. Какое же это облегчение – вновь иметь возможность нормально восстанавливаться. Наконец, я снова полноценный. Я опять живой организм, а не вещь, которой нужен ремонт.
– Иди впереди меня, – приказывает. – И не вздумай дёргаться.
Так мы и топаем к горам, к хребту. Я впереди, Хуберт – сзади. Совсем скоро мои мышцы восстановятся и одной бородатой физиономии очень сильно не поздоровится.
Глава 11
К вечеру мы не проходим и половины пути до Дигора.
Мы оказались бы в нужном месте, если бы шли прямым путём и Хуберт не останавливался столько раз, чтобы подождать Майру. Пришлось устроиться на ночлег среди скал, но даже тут он продолжает ходить и высматривать девушку.
– Всё ждёшь? – спрашиваю.
Мы лежим на разогретом за день песке, а перед нами простирается долина. Пейзаж, которым я не устаю восхищаться.
За несколько лет я ни разу не видел дождя и даже намёка на осадки. Ни разу не видел тяжёлых, нависающих облаков, готовых обрушить воду в любой момент. По эту сторону хребта они часто бывают, но мне лично не довелось их встретить.
Теперь я смотрю вдаль и где-то там... серые тучи, предвестники мощного ливня.
Какие же они красивые.
Солнце прячется за горизонтом и с последним лучом раздаётся зелёная вспышка. Яркая, но очень короткая. Мне показалось или правда что-то моргнуло?
– Хуберт, – говорю.
