затем прицельным попаданием прямо в глаз добил его.
Один из тех «красных», кого прошил я, промычал что–то невнятное и даже предпринял попытку встать, но тут же повалился на спину. Этот больше не жилец – тратить на него драгоценные патроны было попросту жалко, поэтому я сразу повернулся к своим посмотреть, кого задело пулей. Раненным оказался Ягуар. У него был пробита грудная клетка с правой стороны, и хотя я профан в медицине, с почти стопроцентной вероятностью мог сказать, что бедняге недолго осталось. Обычно такая рана несет за собой летальный исход.
Над Ягуаром склонились Петр Данилыч и Леший.
– Яга, как ты? Не молчи, ответь же!
– Я… вижу…, – Ягуар хрипло закашлялся, – белый свет. Да… свет. Он… зовет меня.
– Яга, Ягуар! – кричал Петр Данилыч и хлопал приятеля по щеке. – Леший, он бредит.
– Оставьте его, мы его все равно не дотащим, да и не выкарабкается он, – понуро сказал Сухарь. – Бросьте его здесь.
– Ну, уж нет! – упрямо сказал Леший. – Мы заберем его с собой. Чего бы это ни стоило.
– Свет! – продолжал повторять Ягуар. Лицо его все стало мелового цвета, он угасал. – Так вот что… бывает после… смерти.
– Леший, черт тебя дери, ты хоть немного думай. Если мы его потащим, то и нам кирдык будет. Зачем рисковать своими жизнями, ему все равно не выжить!
– Его нельзя здесь оставлять! – крикнул Леший. В его взгляде было полно злобы, но где–то в глубине души он понимал, что Сухарь говорит правду, просто Леший не хотел с этим мириться. Видно, для него Ягуар был кем–то большим, чем просто товарищем по работе.
– Сухарь прав, мы его оставим здесь.
– И ты туда же, Петр?
– Мертвый здесь он может сослужить нам большую службу, нежели мертвый у нас на станции. Да, это будет немного не по–человечески, но если Ягуара тащить с собой, то мы все поляжем.
Игнорируя недоуменный взгляд Лешего, Петр Данилыч достал из своего рюкзака гранату, судя по виду самодельную и сунул ее в руку Ягуару. Тот перестал повторять слово «свет» и, встретившись глазами со своим командиром, лишь моргнул, соглашаясь и принимая то, что от него требуется.
– Прощай, Ягуар, – слова дались Петру Данилычу с трудом, но в них было заложено много того, что он хотел сказать, но не успевал.
– Пойдем, нам пора, – Остап бросил взгляд на Ягуара и побежал к эскалаторам.
В этот момент подоспели еще «красные». На сей раз, их было в разы больше и представляли они гораздо более серьезную угрозу, нежели те, кого мы завалили пятью минутами ранее.
– Бегите, мы с Остапом их задержим, – крикнул я, прекрасно понимая, что подвергаю риску не только себя, но и Остапа, причем не спросив его, но он и не думал возражать.
– Идите, Олег дело говорит. Мы вернемся… с божьей помощью, – последние его слова прозвучали как–то неуверенно, неискренне. Конечно, какая тут вера, когда мы вдвоем идем на десятерых вооруженных человек. Тут уж никто не поможет, можно надеяться только лишь на себя и на тетушку удачу.
«Красные» уже бежали к нам. Хорошо хоть подрывники не стали спорить и все–таки начали спускаться вниз, к дрезинам. Ягуар, тяжело дыша, лежал рядом со мной и слепо таращился в потолок. Жить ему оставалось от силы минуты три.
«Красные» были совсем неподалеку от растяжки. Губы мои начали складываться в хитрую усмешку при мысли, что сейчас будет большой бадабум, но улыбка моя вмиг улетучилась. Один из «красных» резко остановился, расставив руки в стороны, приказав сделать то же самое и остальным.
– Всем стоять! – рявкнул он. – Где-то здесь установлена растяжка.
Вот гнида! И как он догадался? Но он не мог заметить поволоку, даже вблизи я ее видел только под определенным углом.
Тот «красный», который обнаружил растяжку (я прозвал его Умником), встал на четвереньки и принялся, видимо, выискивать проволоку. Тем временем стоящие за ним принялась палить по нам с Остапом. Мы спрятались за стены и лишь изредка стреляли в ответ. По Ягуару не стреляли. Либо не считали его для себя угрозой, либо думали, что он уже мертв, что, в общем–то, было недалеко от истины.
Спустя некоторое время, знакомый мне уже голос возвестил о том, что проволока была найдена:
– Есть, вот она, переступайте.
Пропустив вперед своих «собратьев», этот Умник–«красный» переступил через проволоку сам. В очередной раз я выглянул из-за угла и одиночным лишил жизни одного из тех, кто уже перешагнул через растяжку, и снова спрятался в укрытие. Показав Остапу жестами, что пора бы нам уже и убегать, я, было, бросился к эскалаторам, но мой напарник меня остановил. Не понимая, что он задумал, я в нерешительности застыл на месте.
А Остап сделал следующую вещь…
Сначала он достал из кармана крупный такой болт, диаметр которого явно превышал один сантиметр, и кинул его в толпу «красных». Отвлекая тем самым их внимание, он высунулся из своего укрытия, бросил мне: «Закрой уши!» и, прицелившись, выстрелил. К сожалению, его словам я не внял и в следующую секунду очень пожалел об этом: мощный удар по барабанным перепонкам заставил меня упасть на пол и орать что было сил от нестерпимой боли. На несколько мгновений я даже ослеп. За мною повалился и сам Остап, так как попросту не имел возможности заткнуть уши, потому что держал в руках автомат.
Взрыв получился на славу. Когда я, наконец, пришел в себя, выглянул из–за укрытия и обнаружил в переходе среди кучи пыли и раскрошенной стены множество трупов. Тротиловая взрывчатка Петра Данилыча сработала отменно.
Насладиться деятельностью растяжки в полной мере я не смог. На меня внезапно прыгнул и навалился всем телом тот самый Умник, который и обнаружил взрывчатку. Странно, что его взрывом не накрыло. Впрочем, сейчас мне было не до размышлений на эту тему, потому что Умник стиснул руками мою шею и стал душить.
Я обхватил его запястья и постарался хотя бы на мгновение ослабить хватку. Но Умник продолжал давить, несмотря на все мои усилия. Неужели меня ждет вот такая малоприятная смерть от удушья?
Оказалось, что нет. Я еще поживу на этом свете. Очнувшийся Остап встал и, увидев душившего меня «красного», ударил того ногой в ухо. Умник отлетел
