крушил свой разоренный храм.
Лошади всхрапывали и тревожно прядали ушами, их желание бежать совпадало с желаниями хозяев. Контанель быстро распутать узлы и помог Матильде забраться в седло. Лошак помчался так, что на два корпуса обогнал буланого, хотя и тот не стоял на месте.
Придержали лошадей только у самого постоялого двора, где дорогу запрудили подводы разъезжавшихся с ярмарки крестьян. Слуга увез взмыленных животных, а Контанель вместе с Матильдой направились в большой каменный дом, стоявший в этом месте уже не менее двух веков. Растянувшийся у порога Черт добродушно вильнул хвостом при виде встревоженной парочки и продолжал принюхиваться к аппетитным запахам, струящимся из двери.
Хозяин постоялого двора с интересом уставился на мелькающую в разрезе нижнюю юбку Матильды, за что незамедлительно был награжден увесистой пощечиной.
— Не будешь пялить глаза на белье благородных дам! — недвусмысленно пояснила Матильда. — Дай лучше иголку с ниткой…
— И поесть! — добавил Контанель, с огорчением ощупывая пустые ножны.
Хозяин поспешно ретировался, и требуемое принес. Нель без долгих разговоров набросился на еду, а Матильда принялась за починку юбки. О происшедшем в долине не было сказано ни слова.
Ярмарка закончилась, и большинство приезжих уже покинуло здешние края, но кое-кто еще подзадержался, и потому на постоялом дворе в тот вечер собралась довольно шумная компания. Люди пили, пели и смеялись, вспоминая веселые дни ярмарки.
Матильда ушла в свою комнату, а Нель остался дождаться призрака в общем зале за непочатой кружкой темно-красного вина. Экс-студент чувствовал себя достаточно скверно: что не говори, а побывал в самовольной отлучке. Хотя Матильда и пообещала не выдавать (в своих же интересах), но оставался Черт, а может, и лошади… Любой может оказаться осведомителем Рене.
Контанелю не хотелось думать о том, как отреагирует господин де Спеле. Хотя он и призрак, но, в сущности, неплохой человек, что-то в нем есть… этакое, и слова он своего до сих пор не нарушал. Обещал дворянство и дал, обещал опасности и невзгоды… Все честно. Согласие спрашивал? Спрашивал. Правда, деваться все равно было некуда, но ведь спрашивал?
Контанель вздохнул и придвинул кружку ближе.
Зачем он помчался на поиски долины Глазастого Камня, Нель и сам толком не знал. Захотелось проявить самостоятельность. Проявил, что дальше? Все равно сокровища давным-давно разграблены, а если бы и были, что с ними делать? Прирежут из-за них на первом же повороте, не успеешь и грехи замолить. Один человек для большого мира соломинка: дунь посильнее — переломится…
Душераздирающие вопли прервали его философские раздумья. В дом ворвался запыхавшийся слуга, челноком сновавший между залом и винным погребом, он держал в руке ручку от кувшина.
— Глазастый Камень ожил!
Веселье замерло. Гуляки в недоумении переглядывались, кто-то откровенно улыбался, кто-то морщил лоб, пытаясь припомнить, о чем идет речь, трое безмятежно похрапывали. Хозяин сердито фыркнул:
— Что ты мелешь?
И в этот миг стена дрогнула, с потолка посыпалась труха, зазвенела посуда.
— Вперед, солдатушки! — неожиданно заорал из-под стола бывший бравый вояка. — Бей, руби, коли!
Поскольку никто не двинулся с места, вояка вознамерился подать личный пример, но заблудился в ножках стола и опять заснул.
От следующего удара вылетели оконные стекла, перекосилась дверь.
Началась паника. Истошно закричали женщины. Мигом протрезвевшая братия заметалась в поисках выхода.
— На кухню! Там дверь на скотный двор! — хозяин первый рванулся по знакомому пути.
Контанель, как зачарованный, смотрел в окно, где в свете ущербной луны передвигалась огромная темная масса. Он ждал нового удара, но вместо этого, со скрежетом выдавливая оконную раму, в окно протиснулась гигантская рука и принялась слепо шарить среди столов. Дубовая мебель ломалась, как щепки, между пальцами…
Очнулся Контик от вопля Матильда «Рене!», вскочил на ноги и понял, что каменная рука тянется к нему. Откуда только взялась сила: он совершил прыжок, которому позавидовала бы газель, сдернул с лестницы Матильду и увлек за собой в сторону кухни. Позади раздался грохот, рука сокрушила лестницу.
Вырвавшись из одной из западни, наши беглецы угодили в другую: они замешкались, отстали от остальных и теперь потерялись в лабиринте хозяйственных построек. В лунном свете все казалось неестественно громадным, сбивали с толку причудливые тени, под ноги то и дело попадались какие-то предметы. Контик с размаху налетел на колоду, из которой поили скот, и чуть не взвыл от боли.
— Он идет! — взвизгнула Матильда.
Контик обернулся и увидел тень, которая заслонила полнеба. В нем проснулась отчаяние.
— Чего тебе надо, Эгеньо? — крикнул он великану. — Я не брал твоих сокровищ!
Ответом был угрожающий грохот. Контанель оттолкнул от себя Матильду: «Беги!», а сам вскочил на колоду:
— Ты — дурак, Эгеньо, и плохой сторож!
Он успел спрыгнуть прежде, чем колода была раздавлена, и юркнул в тень конюшни. За стеной тревожно заржал буланый, где-то в стороне завыла собака.
«Лошади здесь не причем», — подумал Нель и повернул обратно к дому.
Каменный Бог явно проигрывал в скорости господину де Эй, но он двигался по прямой, а Контанель метался в лабиринте теней. Эгеньо не спеша сокрушил все, что попадалось ему под ноги, а Контик спотыкался все чаще.
В двух шагах от дома Танельок вдруг почувствовал, как вокруг его колен объявилась веревка, и со всего маху грянулся на землю. У него еще хватило бы сил подняться, но проклятая веревка затянулась петлей!
Нель накрыл голову руками, зажмурил глаза и почувствовал движение воздуха: огромная нога вознеслась над ним…
— Остановись! Во имя того, кто старше тебя, остановись, Эгеньо!
Отброшенный пинком каменной ноги Контанель ударился о стену дома, но не разбился, потому как чье-то мохнатое тело вклинилась между ними и препятствием, смягчая удар.
— Этот человек невиновен, Эгеньо!
— Храм опустел.
Голос Рене, а это был голос Рене, возразил:
— Храм опустил, но в этом нет ни его вины, ни твоей! Жрец не выполнил ритуал, он торопился убить, а не завершить церемонию. Воры воспользовались этим и проникли в храм. Но жрец покарал сам себя и свое племя, потому что потом умерли все!
— Ты прав, но храм пуст!
Столько муки прозвучала в голосе Каменного Бога, что Контанель невольно пожалел его, ограбленного давным-давно, оставшегося не у дел. Должно быть, для Эгеньо сокровища были не просто кучей золота и драгоценностей, а чем-то большим.
— Ничего, что храм пуст, Эгеньо, для тебя найдется другая служба! Тот, кто старше тебя, зовет!
Сам собой запылал костер, и позади него появился силуэт… Контику не дали всмотреться: Черт навалиться на плечи всей тяжестью, и господин де Эй вынужден был уткнуться носом в землю.
Загремел гром, еще раз, Потом раздался звук настолько страшный, что Контанель уже рад был бы вообще
