Степан, — можно устроить все здесь и сейчас. Я готов.
— Повелитель не может выставить своего коня, — покачал головой визирь, — ведь неудача огорчит благородного гостя, а успех опозорит благородного коня. Но здесь есть и другие гости. Быть может кто-то из них предоставит своего коня или сам примет участие в испытании?
Султан незаметно облегчённо вздохнул. Мудрый визирь предложил подходящий выход. Пусть гяуры состязаются между собой! Тогда позор при любом исходе падёт на них, и закон гостеприимства не пострадает.
Визирь, со следующими за ним толмачом, Пушкином и Степаном, подъехал к дипломатам, жестами созывая их.
Визирь озвучил предложение. Первым отреагировал секретарь посольства Англии.
— Я согласен. Если позволите, мне бы хотелось участвовать.
— Ставлю на вас тысячу франков. — почти сразу заявил посол Франции.
Остальные со смущением переглядывались. Степан заинтересованно посмотрел на француза и обратился к визирю с вопросом можно ли делать ставки. Тот развёл руками, затем воздел их к небу и объявил, что гости вольны в саоих действиях.
— Можно ли ставить на себя? — допытывался Степан.
— Остановись, безумец. — прошептал ему на ухо Пушкин.
— Я знаю что делаю, — так же шёпотом ответил Степан, — вы бы лучше поставили на меня. Этот француз сам нарывается.
Но «нарывался» не только и не столько француз. Предложивший свои услуги британец, услышав о возможности пари, поднял планку.
— Ставлю тысячу фунтов на себя, если найдётся смельчак выступить против.
— Принимаю. — согласился Степан выслушав перевод.
— Принимаете? — на лице англичанина проступила ненависть. — Я ставлю три, нет шесть тысяч фунтов, всё что у меня есть.
— Согласен.
— Вы сошли с ума, Уркварт? — поинтересовался Понсонби подъехав ближе. — Жаль. Вы мне нравились. Не посоветуете секретаря вам на замену, пока разум ещё теплится в вас?
— Нет ни малейшего риска, мой лорд, — оскалился секретарь, — русский сошёл с ума, но не я.
— Само участие в подобном пари наводит на определённые мысли, Дэвид.
— То было бы верно предложи я такое. Но нет, я только поддержал, разве нет?
Прусскак отрывисто заявил, что ставит сотню талеров на лошадь. Испанец принял условие, сказав, что ставит столько же на человека.
Никто больше не захотел участвовать.
— Спорить будем тут. — Степан соскочил с коня. — Вам понятно условие, что по условиям я выбираю расположение дистанции?
— Что там? — султан видел как англичанин вдруг стал размахивать руками и выкрикивать если не оскорбления, то грубые слова в адрес русского. Тот возражал не менее активно.
— Спорят об условии, повелитель, — отозвался визирь. — Оказалось, что русский действительно выбрал ровное место, но поделил его надвое. Двадцать пять саженей в одну сторону, потом обратно. Англичанин в негодовании.
Султан всё понял и только усилием воли удержал рвущийся наружу смех. Следовало блюсти серьёзность. Русский оказался не сумасшедшим, но хитрецом. В предложенном им условии не указывался обязательно прямой путь в одну сторону. Конь, безусловно, обогнал бы человека, но как разогнаться, если впереди поворот? Конь просто не справится быстро, потеряет время. Значит, с места в галоп брать нельзя. Успеет ли конь догнать за обратные двадцать пять саженей? Неизвестно.
Визирь и прочие знатные турки ждали решения своего владыки.
— Русский сказал свои условия. Они были приняты. Странно, что англичанин, чей народ так любит пари, возмущается.
Англичанин глотал слюну, чтобы не плеваться. Спорить было бесполезно. Он попался как ребёнок, что выводило из себя.
Турки воткнули сабли, отмерив нужное расстояние. Турецкая сажень на целый фут меньше русской, так что Степан приободрился ещё более. Шутка, которую он вспомнил, показалась весьма подходящей. Это запомнят. Об этом будут говорить. Оставалось одно — победить. Сделать это было не так просто, как уверенно он говорил, но возможно.
— Ну-с, если чего — не поминайте лихом. — подошёл он к своим.
— Под монастырь нас подведёте, ваше сиятельство. — бедный посол даже вспотел от волнения.
— Надо было ставить, — хмыкнул Безобразов, — его сиятельство известный прохво… нигде не пропадёт.
Пушкин ничего не сказал, но лицо его выражало более не ужас, но азарт.
Договорились начать по выстрелу из пистолета. Тот дал осечку к досаде визиря, но со второй попытки выстрел раздался и участники помчались вперёд.
Никогда ещё Степан не бежал с такой скоростью. Проиграть он позволить себе не мог, потому мчался изо всех сил. Это едва не обернуло задумку против него самого. С трудом не «улетев» при развороте, Степан неловко вдохнул воздуха, сбив дыхание. На силе воли он побежал назад.
«Всего ничего», — скользнула мысль, а спина уже чувствовала, что враг настигает. Интуитивно зная, что даже повернуть голову станет ошибкой роковой, Степан выжал из себя что мог, оттолкнувшись так, что в последний прыжок пошёл головой вперёд. Удар о землю принёс боль, но он понял, что победил.
* ставкой назывался бросок-нападение ловчей птицы после набора высоты. За один вылет птица могла сделать несколько ставок.
Глава 7
В которой выясняется, что Апполинарий Петрович не так прост.
— Откушайте, ваше сиятельство. Испробуйте. Такого бланманже вы и в Париже не сыщете. — Бутенёв превосходил самого себя в ласке доброжелания.
— С удовольствием, Апполинарий Петрович, с большим удовольствием. — Степан еле осилил попробовать ещё одно блюдо, но всё-таки осилил. Вкусно ведь!
После своей выходки на султанской охоте, граф Литта стал спокойнее. Словно излишняя энергия, не дающая человеку покоя, временно истощилась, если не покинула его вовсе. Он послушно внимал всему, что говорили, соглашался со всеми доводами, признавал разумным то, что должно считать разумным человеку знакомому с логикой, и выражением глаз своих выказывал недоумение — чего это на него все накинулись?
Прошла почти