различные статьи, музыкальные подборки и что-то подобное. (Нюра и Серёжа числились в общих друзьях, а Ксюха — пока что нет). Практически то же самое было на странице Кости, но его профиль был более чудаковатый, чем у всех ребят.
К примеру, за несколько дней до появления на пороге «Стаккато» Тамары, на странице Кости Соломина следующая запись:
«ВНИМАНИЕ, СРОЧНЫЙ РЕПОСТ!
Ищу пострадавших от рук наглого мошенника и проходмица Селезнёва С. Вот список его злодеяний:
1. Долгое время втирается к вам в доверие
2. Предлагает открыть кафе с супериндивидуальной концепцией
3. Вместе с вами открывает кафе
4. Присваивает его себе
К счастью я раскусил его на втором пункте: некая Колодкина Н. рассказала, что он и ей делал такое же предложение.
Объединимся против этого обманщика! У него наверняка ещё масса жертв по всему миру…»
Первый же комментарий под записью принадлежал Серёже:
«Ищите-свищите!»
Прилагалась смешная картинка.
Следом за ним шли два подряд комментария Нюры:
«Я тут не при чём! Я вообще-то сама хотела…»
Самый последний комментарий был Кости:
«Увидимся в суде!..»
Тамара на всякий случай нажала на сердечко, чтобы Костя не подумал, что она равнодушна к «обманщику Селезнёву С.».
Через несколько записей Серёжа зачем-то скинул ему ссылку на руководство по дойке коров, и подписал это хэштегом «те_самые_коровы». И больше ничего не было.
Телефон завибрировал так неожиданно, что Тамара чуть не выронила его себе на лоб. Но удержала.
Писала Агата:
«Привет, ты в «Стаккато» пойдёшь сегодня?»
Тамара сглотнула ком в горле.
«Я не смогу».
«Ясно… тогда я тоже не пойду», — пришёл быстрый ответ. Агата, кажется, хорошо печатала.
Тамара быстро села на кровати.
«Нет! Ты иди! Я завтра буду. Наверное».
«Что мне там без тебя делать?»
«…»
«А если я пойду?»
«Ну тогда я тоже схожу, заняться всё равно нечем».
Тамара запыхтела носом, откинувшись на подушку затылком.
«Мне нужно, чтобы ты передала ребятам, что у меня проблемы…»
«?»
«Я перенапрягла ноги. И меня заперли дома сегодня. Брат никуда не выпустит».
Она закусила губу.
Агата на этот раз отвечала долго — примерно пять минут.
«А завтра?»
«Не знаю, что будет завтра. Я и сегодня очень хотела бы пойти. С ногами всё ОК. Но … не выпустят».
«Поняла».
И Агата стремительно вышла из онлайна.
Тамара закрыла глаза. Хотелось заплакать от несправедливости — но было бесполезно. И только больше хотелось, когда она вспоминала слова Робби: «Не бойся, Многоножка»…
Слушая тихие стуки часовых стрелок и телевизор где-то за стеной — Егор, несмотря на возраст, был большим его поклонником — Тамара прикрыла глаза, и спустя время погрузилась в лёгкую дрёму.
Ото сна её оторвал вновь завибрировавший телефон. Проверив время — прошло всего двадцать пять минут — Тамара прочитала сообщение:
«Агата К. создала беседу».
«Нам же она всё равно пригодится?» — спросила она тут же.
В беседу она уже пригласила ребят — кроме Нюры. Но все они были в оффлайне.
Тамара почесала голову и покрутила светлую прядь у виска. А после — напечатала:
«Да, пожалуй…»
«Тогда здесь и объяснишь им, что с тобой».
«Ага…»
Но сами объяснения Тамара приберегла — на случай, когда ребята будут в сети.
5. Неловкие вещи
— Нет, и точка, — железно сказала ей мама, сидящая за кухонным столом.
Речь, разумеется шла о «Стаккато» — вечером Тамара снова про него заговорила.
— Мама, ну это единичный случай…
— Ага, конечно. А потом у тебя ноги сами вылечатся. Тамара, ты сама-то не понимаешь, что будет только хуже от лишних нагрузок?!
Аргументы Тамары были как пухлый лягушачий подбородок: они стремительно надувались от одной только мысли — «Я хочу в „Стаккато“, но сдувались, когда мама говорила, почему ей туда нельзя. И снова надувались — из-за Тамариного «я хочу…»
— Твои обезболивающие не дешёвые, и постоянно мы покупать их не можем. Пойми ты, наконец, что я это не из вредности делаю! А из-за того, что ты убьёшь себя в этом «Стаккато», если будешь в него ходить..
— Да всё же не так критично… — вздохнула Тамара.
— Всё очень критично, просто ты пока что не осознаёшь этого из-за своих хотелок! — мама сердито отхлебнула из кружки чай. Помолчала какое-то время.
— Мы с папой говорили вчера о том, что школа для тебя тоже становится вредной. Все эти походы… Может, тебе месяц-другой посидеть на домашнем обучении?
Тамара ясно понимала, к чему всё идёт. Если её запрут дома и заставят учиться так — то за пределы квартиры ей и вовсе путь заказан.
— Вот уж дудки! — вспыхнула она.
— Ну что за разговоры…
— Не хочу на домашнее! Хочу, — Тамара даже поднялась на ноги, схватив Стикер, стоящий рядом без дела, — хочу бегать по утрам. Хочу прыгать, танцевать, на сцене играть. А попробуете запереть меня дома — уйду от вас!
— И куда ты уйдёшь? — мрачно поинтересовалась мама.
«И что, уйдёшь от них — и лучше станет?» — спросил Стикер.
— Да хоть к бабушке!..
— Тамара, имей совесть. У неё пенсия мизерная, а ей ещё тебя кормить… Ты инвалид, тебе нужен специальный…
— Да не инвалид я!!! — перебила её Тамара, в сердцах стукнув по полу Стикером. В тот момент она чуть не ревела. — Я не инвалид, ясно?!
— А кто ты? — невесело усмехнулась мама. — Сильная независимая женщина?
— Да! И не смейся! — в отличие от постоянно иронизирующей мамы, Тамара была серьёзна, как никогда. — Давай я… что-нибудь сделаю. С ногами.
Мама, допив чай, обратила на неё ещё более скептический взгляд.
— В смысле — «сделаешь»? Что ты с ними можешь сделать?
— Ну… Не знаю.
— Не знаешь — тогда не говори… — мама вздохнула. — Никакого театра. Я всё сказала.
В бессилии Тамара бухнулась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Сжала зубы, чтобы не реветь, хотя слёзы просились наружу сами. Свет она включать не стала и лежала в тёмной комнате.
«Разорвёшь со мной контракт, говоришь, — усмехнулся Стикер, — ничего ты не разорвёшь, сама знаешь…»
— Заткнись, дурацкая ты палка!.. — крикнула на него Тамара, поднявшись на руках.
Стикер, конечно же, молчал. Но
