ночам дежурит у их кроваток, такой заботливый и чуткий, который никого не дает в обиду, который успокаивает нас по ночам, когда мы плачем, здесь сидит с «отсутствующим» лицом, когда гости стоят и не успокоит женщину?
Директор спустился с девчонкой. Интересно, что он ей сказал, как убедил спуститься? А сказал, как мне потом передали, только одно:
–– Оксана, простить или не простить, как сердце подскажет. Но они настроены решительно хотя бы увидеть тебя, попросить прощения. Николай их и так заморозил, не пустил в дом. А ведь если замерзнут, и даже простынут, на нашей это совести, на твоей и моей. Спустись к ним. Вместе со мной. Прошу тебя, дочка.
Оксана впереди с «каменным» лицом, директор за ней:
–– Вот моя девчонка.
И смотрит на меня осуждающе. Я показал глазами на свободные стулья. Он покачал отрицательно и осуждающе головой. Все, не миновать трепки. Переиграл. Уважение к старшим прежде всего. Хорошо, хоть не знает, что на крыльце нагрубил. Поспешно встаю и подхожу к окну. Рядом со мной становится директор:
–– Может и простит, если поверит –добавляет.
–– Дочка, прости –женщина падает на колени перед Оксаной, обнимает её руками. – Прости нашу зажравшуюся дуру, прости нас. Прости нас, пожалуйста. От чистого сердца прости нас.
–– Мне сказали спуститься, чтобы вы не замерзли. До свидания.
Поворачивается и уходит. Женщина так и осталась стоять на коленях, плача. Малышня разбежалась, когда поняла кто перед ними.
–– Пройдемте ко мне –говорит директор, подымает женщину и они проходят в директорский кабинет.
Полчаса, не меньше, разговаривали. Говорил больше директор, переходя с повышенного тона на все более миролюбивый. Вышли с просветлевшими лицами, зато директор был «выжат», такого усталого я его еще не видел. Перед тем как нас покинуть, положили на подоконник пакет, как я заметил, с одежонкой, полиэтиленовый:
–– Коля, –обращаются ко мне –Сергей Никитович не взял, это Оксанке, тут платьице и кофточка, новые; а это сладости, все угощайтесь. Мы еще к вам придем. И попрощавшись, уходят.
Директорская дверь только скрипнула, я уже на ногах, и присел, когда гости ушли. Проводив до ворот, директор вернулся, присел рядом:
–– А по шее не хочешь?
–– За что, Сергей Никитич –«валяю дурака» –знает про дерзость, или не знает. Если знает, не миновать «шейной мази».
–– Сколько раз говорить, повторять, что надо вставать и приветствовать взрослых стоя.
Значит не знает. Ух!
–– Сергей Никитович, честное слово, больше не повторится.
–– Будем надеяться. Встал и подошел к окну, посмотрел на пакеты:
–– Куда все это деть?
–– Да пусть лежат, мышей тоже кормить надо.
–– Может раздадим малышам, а старшой? Не говоря откуда.
–– Сергей Никитович, Вы же сами сколько раз говорили, что врать нехорошо.
–– Так мы и не будем врать.
–– А какая разница?
–– Правильно, Коля, нет разницы. Усвоил значит. Тогда пусть едят мыши. Ты знаешь, что больше всего поразило наших гостей –это то, что такие маленькие, которые вволю простой то пищи только здесь поели; при виде сладостей разгораются глаза, но как только на тебя взглянут, глаза тухнут и они прячут ручонки. Ведь ни один не взял, что женщина сунула в кармашки выложили все на подоконник, аккуратно выложили, не выбросили, не разбросали. И подчинение, уважение. Гости почувствовали, что малыши не из боязни тебя послушались, боязни в них не было. А как старшего брата.
И пошел в кабинет, на ходу сказав:
–– Я возле дверей был и слышал твою грубость. Еще раз услышу, уши ослиные будут.
Я потрогал свои « зардевшие» уши. Больно, однако, будет.
Два дня лежали пакеты на подоконнике. На третий день пропали, в обеденное время.
Детский дом семейный, у каждого братишка или сестренка, и не одна или один. У каждого возраста свои заботы, обязанности, уроки. И сколько в школе классов, столько в доме групп, десять значить. И была еще одна группа, человек двадцать, дошколята. Из средних и старших групп выделялись школьники заниматься с дошколятами –дежурные. В этот день дежурным был я. После «тихого» часа –полдник. В промежутке между обедом и ужином, когда школьники сделали уроки а у младших закончился «тихий» час в столовой давали стакан кипяченного молока и пару конфет. Пришли в столовую, там уже все разложено каждому по тарелочке, как сейчас помню –три конфеты, половина яблока и три печенюшки. Довольно неплохо. Но никто не притрагивается. Обстановка накаляется, все молчат. Воспитатель, Екатерина Андреевна и я не поймем, в чем дело, но и не расспрашиваем. Я кивком вопросительно «спросил» у ближнего стола, не вставая с места. Сползает со стула, специальной мебели для малышей не было, малышка и топает ко мне:
–– Коля, куда делись пакеты с подоконника? –и смотрит осуждающе.
–– Не знаю, – растерялся я.
–– А их кастелянша забрала, я видел –вставляет мой братишка с соседнего стола.
–– А что молчишь? –укорила воспитательница.
–– А никто не спрашивает –парирует.
Еще три девчонки сползают со стульев и делегацией отправляются к кастелянше. И быстро возвращаются:
–– Их мыши съели, и еще и одежду, и бельё. Остатки в ведре, нам баба Оля показала. Говорит, и не попробовала почему-то.
Все быстренько рассовывают по карманам сладости, выпивают остывшее молоко и разбегаются к своим старшим братьям и сестрам. Свободное время. Кто пойдет на каток, кто просто погуляет с братишкой или сестренкой по городу, кто чем-нибудь займется дома.
Осознание и покаяние своей провинности, своей нечистоты –это еще не все, что нужно Богу, что нужно человеку. Только тогда принимается покаяние, и только тогда прощается, когда человек духовно настроен «похоронить» бывшего себя, и когда человек решительно «поет заупокойную», эта решимость и уверенность передается и другим, и его прощают и человек и Бог. Но «заупокойная» может нарастать в душе и постепенно, по капельке, если ты осознал, прочувствовал, и идешь к покаянию постепенно, ступенька за ступенькой, очищая мозг и сбрасывая с души лохмотья прежних своих «правильных» понятий.
В скором времени девчонка, что обидела Оксанку, стала её лучшей подругой; Боря, брат её, всегда был с нами; мать Бори была с воспитателями, помогала, как могла. Николай Семенович стал спортивным организатором детдомовской детворы –лыжные гонки, легкая атлетика, коньки. Все свободное время они проводили с нами, с толком проводили, и уходили домой только ночевать. И так было довольно долго; пока детский дом не переместили в другую часть города.
Каждый день в детском доме был по своему неповторим. Обязанности каждого воспитанника по поддержанию
