Подойдя ближе, они остановились, и номер три сочувственно покачал головой.
— А ты крепкий парень. Крепче, чем мы думали. Но, боюсь, все-таки недостаточно крепкий. А теперь давай так — закрывай глазки, и мы сделаем все по-быстрому. — Он поднял биту. Его усатый приятель тоже. — А это, — он показал взглядом на баллончик у меня в руке, — тебе уже не поможет.
Слева, за деревьями, послышался шум. Что-то быстро приближалось. Потом до нас долетел мужской голос:
— Текс, вернись! Текс, ко мне!
Человек был еще далеко, а вот собака уже близко. Наверное, услышав посторонние звуки, она решила посмотреть, что тут происходит. В любом случае я был благодарен ей за выигранные секунды. К тому же мне всегда нравились собаки.
— Какого черта? — выругался шотландец, поворачиваясь к лесу.
Все еще лежа на спине, я вскинул руку со вторым баллончиком и, вжав кнопку, выстрелил гелем в лицо Усачу, представлявшему, на мой взгляд, наибольшую опасность. Он отпрыгнул на пару шагов, но сдавленные проклятия позволяли предположить, что на сей раз выстрел достиг цели. Я развернулся и брызнул гелем в шотландца, но тот успел отступить на безопасное расстояние. Геля хватило на короткий пшик, и теперь шутки кончились. Я едва успел вскинуть руки, блокируя удар сбоку. Бита скользнула по предплечью и сорвала кожу между шеей и подбородком. Я скрипнул зубами — больно, но зато ничего не сломано.
Шотландец снова замахнулся. Злости в его глазах не было, только решимость и сосредоточенность — похоже, он решил покончить со мной одним ударом. Я подумал, что, кажется, ошибся с выбором главного противника. И в этот момент из-за деревьев выкатился Текс и, помахивая хвостом, прыгнул на моего противника. Песик вряд ли спешил на помощь мне; скорее всего он счел происходящее игрой и просто хотел принять в ней участие.
Вышло, однако, по-другому. Шотландец запаниковал, пнул собачонку в бок и даже попытался достать ее битой. Это привело к тому, что Текс только разозлился, зарычал и оскалил зубы, показывая, что намерен рассчитаться с обидчиком по-своему. Шотландец, оказавшись между двумя огнями, попытался погасить оба и, разумеется, не преуспел ни с одним, ни с другим. Я схватил биту Усача, и шотландец, хотя и видел это, не успел помешать, потому что овчарка вцепилась зубами в его собственное оружие.
На Филиппинах я набрал неплохую физическую форму, но утренние приключения не прошли бесследно — голова болела, глаза резало, левая рука онемела от только что полученного удара, — так что когда я врезал шотландцу по лопаткам, эффект получился менее внушительный, чем тот, которого я достиг с помощью геля.
Он пошатнулся, на мгновение потеряв равновесие, но тут же перенес вес тела на другую ногу и еще раз пнул овчарку. На этот раз Текс не успел отпрыгнуть, и удар в горло опрокинул его на спину. Не обращая внимания на меня, шотландец снова поднял биту и с силой обрушил ее на голову несчастного животного. Пес тявкнул и затих, и я понял, что союзника у меня больше нет.
— Текс! Эй, какого черта? Что вы сделали с моей собакой?
Хозяин овчарки стоял на дороге ярдах в десяти от нас, с всклокоченными волосами и в мокрой одежде — очевидно, пытаясь найти Текса, он шел за ним напрямик, через кусты. На лице его застыло выражение изумления и ужаса, свойственное жертвам насильственного преступления. Это был крупный мужчина, обремененный парой стоунов лишнего веса и далеко не молодой. Все в нем указывало на типичного офисного служащего, и, следовательно, рассчитывать на его помощь не приходилось. Все, что он мог, это позвать на помощь, без чего я предпочел бы обойтись. Глаза за толстыми стеклами очков предательски поблескивали, и я подумал, что он может в любую секунду потерять последние остатки самообладания и расплакаться.
— Вали отсюда, старый хрен! — рыкнул шотландец, поворачиваясь ко мне с видом человека, настроенного завершить наконец начатое дело.
И в этот момент я, собрав остатки сил, огрел его битой по затылку. Удар получился не из тех, которыми гордятся всю оставшуюся жизнь, но шотландец упал на колени, схватившись одной рукой за ушибленное место. Тем не менее биту он не выронил.
Я уже собрался шмякнуть его еще разок, но тут краем глаза увидел поднимающегося с земли номера первого, парня со шрамом на губах. Это был плотный тип с физиономией уличного бойца, которая подошла бы для обложки книжонки об обычаях уголовного мира. Судя по насупленным бровям и выпяченному подбородку, жизнь не давала ему много поводов для радости.
Повернувшись ко мне, он сделал шаг вперед и произнес пару оскорбительных реплик в мой адрес, так что я запустил биту в него и угодил точно между глаз.
— Мать твою! — вскрикнул Скарфейс, подаваясь назад. Нога его угодила в ямку, и он пошатнулся, нелепо взмахнув руками, чтобы удержать равновесие.
В этот же момент хозяин Текса, выйдя из транса и выдав порцию крепких выражений, с воплем, как матерый бизон, устремился в атаку на шотландца и заключил его в прочные объятия.
— Нет, тебе это так не пройдет!
Краем глаза я увидел, что разъяренный гражданин вполне успешно справляется со своим более молодым и сильным противником, умело используя преимущество в весе. При этом он еще плакал — громко, надрывно, со всхлипами, — и в какой-то момент мне вдруг стало его жаль.
Впрочем, момент для выражения соболезнования был неподходящий. На победу в этом сражении рассчитывать не стоило, а значит, пришло время уходить. Крикнув хозяину овчарки, чтобы убирался, пока не очнулись другие, и добавив бессмертные строки: «Забудь о собаке. Спасайся сам!», я побежал к внедорожнику с надеждой на то, что моя недавняя атака из багажника застала врасплох водителя и он забыл вытащить ключ зажигания.
Расчет оказался верным.
Я запрыгнул на сиденье, включил мотор и первую передачу и дал газу, успев напоследок бросить взгляд в зеркало заднего вида. Хозяин Текса продолжал душить шотландца в своих медвежьих объятиях, но на помощь последнему уже спешил Скарфейс, вооруженный бейсбольной битой. Бедняга Текс между тем лежал неподвижно на том самом месте, где его настиг роковой удар.
Будь оно неладно. Это не моя проблема. Хозяин Текса может сам о себе позаботиться. Кто он мне? В конце концов, надо быть прагматичным: каждый спасается сам. Если расклад не в твою пользу — отступай.
И все же… Парень не сделал ничего плохого, и если оставить его здесь, одному Богу известно, что с ним сотворят эти мерзавцы. Я слишком долго был полицейским — почти двадцать лет! — и, даже с учетом того, что в последние годы не являл собой образец защитника закона, не мог спокойно смотреть на очевидную несправедливость в отношении совершенно безвинного человека. Кружилась голова, к горлу подступала тошнота, но… Я оглянулся, отыскивая свободное для разворота пространство.
Примерно в сотне ярдов между деревьями слева от дороги открылась полянка. Я переключился на вторую, выкрутил руль, сдал назад, едва не врезавшись в сосну с другой стороны проселка, и развернул машину в обратном направлении. Вся операция заняла не больше двадцати секунд.
