— Понимаешь, Сень, сюжеты разные носятся в башке. На эту тему. Но вот мир без слов. Это же так круто можно снять, понимаешь? Только картинка.
— Немое кино? Ведь было уже!
— Нет, было другое. В немом кино предполагалось, что люди всё-таки говорят. И был текст. А тут — нет; никакого текста. И… И перевод ведь не нужен такому кино, сразу на весь мир. Круто, скажи?
— Ничего так у тебя самомнение…
— А то! — засмеялся он, а потом вдруг стал серьезным. — Я не хочу пургу снимать. Снимать — так круто. Сразу.
— …Или по-другому. Например, людям трудно говорить. Физически. Такой, скажем, город. В нём живут люди, у них… Ну, такое… Так глотка устроена. Слово сказать — как мешок кирпичей перетащить на пятый этаж. Устаёшь. Ну, и люди говорят только в самых крайних случаях. Смертельно опасных, например.
— Или ещё есть спортсмены, — добавила я. — У нас же есть штангисты, например. Тяжело — а они поднимают и поднимают. И тут тоже. Такие… Говоруны. Плачут, а говорят! И все вокруг удивляются — как вот им не лень! И восхищаются тоже…
— Круто, — кивнул Панкратьев. — Спортсмены-говоруны. Я об этом тоже подумаю. Ты молодец.
Мы шли дальше, и было совсем тепло. Я даже размотала шарф, только шапку оставила. Данькина потому что. А Панкратьев совсем снял куртку. И я потихоньку рассматривала его и думала — почему мне кажется, что он похож на тролля? Голова большая, наверное, поэтому. Сам маленький, а голова огромная. Какая-то взрослая голова. Может, когда у него туловище дорастёт до этой головы, он не будет казаться таким страшным? Ведь лицо само по себе… Нет, всё-таки лицо жуткое. Глаза вот эти тёмные, маленькие… Как гвоздики. И чего он такой? Даже жалко. Хотя ему, кажется, это особо не мешает.
— А вот ещё, Сень. Я представляю человека в городе. Внутри города, понимаешь? Такой человек — один. Идёт по городу.
— Нет, не понимаю пока… Идёт себе, и что?
— Словами сложно объяснить… У меня в голове прямо картинка. Понимаешь, это не просто человек. Он как бы… Вот в домах бывает домовой. А в городах… Городовой не подходит, это другое слово. Просто хранитель такой, Хранитель города. Понимаешь? И он так быстро по городу идёт… Смотрит, чтобы всё в порядке. Такой… Везде может пройти, быстро. По стенам, по лестницам… Я даже думаю, что на эту роль нужен паркурщик.
— В смысле, трейсер?
— О, да ты в теме. Я боялся, ты слова такого не знаешь.
— Ты думаешь, что все вокруг глупее тебя, что ли?
— Извини, — он как-то смутился и замолк.
И я испугалась. Что он больше не расскажет, что он обиделся. Вернее, не обиделся даже, другое. Просто было — словно мы с Панкратьевым внутри воздушного шарика. Все люди снаружи, а мы внутри, и там можно говорить, что думаешь. Ничего вроде бы особенного, но такое пространство, общее, в котором легко. Не страшно. А тут вдруг… Вдруг этот шарик лопнул.
И стало, как всегда. Надо было мне лезть с трейсерами этими…
— Расскажи дальше, — попросила я.
— Тебе интересно хоть?
— Ужасно интересно! — мне захотелось его назвать по имени, но вот я не помню, надо же так, не помню, как его зовут!
— Мне и самому интересно, — сказал он.
Шарик, кажется, вернулся. Ура.
— Мне интересно, да. Но я пока не понимаю сам. Не складывается у меня в слова. Да, кстати, я даже актёра присмотрел одного. Есть у меня трейсер знакомый. Показать? — и он достал телефон.
Там у него было видео. Как парень бежит по перилам, запрыгивает куда-то на крышу, потом через гаражи… Здорово бежит. Ну вот, я думала, и правда, у него актёр знакомый есть. А так — не может быть, чтобы знакомый так круто летал через гаражи. Видимо, просто Панкратьев скачал из интернета ролик и хвастается теперь. Зачем вот?…
— Слушай, но ведь это всё философия. Мир без слов, и Хранитель города… У тебя сюжет есть какой-то? А так — это, скорее, книжка. С размышлениями там. Может, ты писатель?
— Нет, какой я, к чёрту, писатель. Я картинку вижу, понимаешь? Словами особо не могу, не выходит. А сюжет есть. Но ещё пока… Пока нет, я тебе потом расскажу. Мне главное, понимаешь, что вокруг. Выстроить мир. Чтобы поверили в него, понимаешь? Чтобы настоящий. Но другой, не этот.
— Вот оно что. Значит, этот мир тебя не устраивает?
— Нет, почему… Не в этом дело. Хотя конечно не устраивает, да. Тебя, можно подумать, устраивает. Но уж какой есть. Просто мне хочется разобраться в этом мире через другой. Понимаешь, нет?
…А мир вокруг был, в общем, очень даже ничего. С оторванными досками заборов, с рекой, несущей последние островки льда, с кустиками прошлогодней травы. Весь забелен солнцем и обещанием тепла. И даже Панкратьев, когда он щурится на солнце — не такой уж и страшилка.
— Слушай, Панкрат. А почему ты такой? В школе. Сидишь там в углу, прикидываешься идиотом. Зачем? Ты же умный, правда. С тобой интересно.(Панкратьев сощурился ещё больше и смотрел прямо на солнце). Зачем ты строишь из себя дурака?
— Никого я не строю, — ответил он. — Я просто смотрю. Я наблюдатель, понимаешь? Я не то чтобы умный. Я просто смотрю. Учусь смотреть, слушать. Я хочу… Ну, наблюдатель должен быть незаметным. Пока. Пусть Федотов умничает, зажигает там. Интернетными своими шуточками, пусть себе. За умного сойдёт. А мне не надо, понимаешь? Я сам про себя знаю.
А ведь и правда, правда. Егор Федотов только и делает, что острит. И да, это точно не своё, а всё из… Я же сама половину из того, что он говорит, видела «вконтакте», и всё равно Егор кажется мне неглупым. Казался. Раньше. Чёрт бы с ним, Федотовым. Смешно он сегодня про шапку
