не набежали на свою «Физику». На двери болталась табличка «Извините. Павильон закрыт на оформление».
Колотилкин потянул за жёлтый шишак. Открыто!
Народу — сельдям в бочке просторней. В круглом вестибюле-кадке не повернуться.
Самые провористые лепились на трубах, на ворохах досок.
Кто-то сверзился с трубы, раздавил лист стекла — стоял вприслонку к стене.
Где-то посреди колодца кто-то что-то с глушинкой лалакал.
— Кто там так неуверенно распинается о наших дальнейших успехах? Кто там никак не может поступиться социалистическими принципами?
— То не мог Крупинкин-Щетинкин. Теперь не может то ли Стенопискин, то ли Поросёнков, то ли сам классик Благодушко.
Колотилкин зло выволок Аллу за руку на воздух. Это ж измывательство! Не пустить писателей дальше предбанника. Зачем было стягивать встречу в закрытом на ремонт павильоне? Это ли не предел потешной любви к интеллигенции?
— Вот что, пан Колотилио, — игриво пошатала тонким пальчиком Алла. — Я хоть раз путём попала на царскую распродажу. А ты… Грубо отлучил меня от колготок — увеселяй даму как хошь. От боёв местного значения в очередях я грандиозно устала. Баста! Ж-жалаю культуриш поразмяться!
Колотилкин воткнулся в газету.
— Разве это… В «Москве»… с трёх… «отдел партийной жизни предлагает принять участие в дискуссиях: «Какой быть КПСС в условиях многопартийности?». «Кто и почему оставляет ряды партии?», «Как вы оцениваете сегодняшние процессы перестройки в партии и обществе?» На встрече будут присутствовать работники ЦК КПСС».
— Дело, Подизус! Давай и мы поприсутствуем. Послушаем господ из ЧК… И не вздыхай. Именно: из ЧК КПСС!
Галопом они облетели полсвета.
Никак не могли найти павильон «Москва».
У кого ни спросят — не знаем, не знаем. А он оказался у самого у входа, чуть в стороне. За свинаркой и пастухом.[36] За серпом с молотком.
Домяка агромадный. Хоть на танке въезжай. Фешенебельный. Без вывески.
В партер их не пустили. Пошатались на балкон.
Места все забиты.
Приютились под самым потолком в проходе.
Отпыхиваясь, Колотилкин зашарил по сцене. Кто правит бал? Э-э! Егор Кузьмич! Неувядаемый Кузьмичик! Давненько мы не плакали, слушамши вас!
— … Мы не руководствовались марксизмом, — пискляво жаловалась трибуна. — Надо восстанавливать самодеятельность партии… Каждый коммунист должен быть хозяином на своём месте. И третье: независимый партийный контроль…
— Вы, — басил с трибуны мордатый командированный из Одессы, — даёте к секретарю обкома свою идейную мысль, а завтра вас нет. Так было при застое. А сейчас говори что хочешь. Раз дозволено, я скажу. В одной тюрьме я видел плакат «Явка с повинной — проявление сознательности». Почему же КПСС не проявит эту сознательность? Почему не покается за то, что наколбасила за семьдесят два года? Только знай кричим: партия взяла на себя смелость, партия взяла на себя смелость — сказонула правду. Где? Когда? А по-моему, партия ничего на себя не взяла кроме привилегий и чинов. Шо душеньке блище, то и хапонула, нас с вами не спросила. Но что-то четыре года скрывала реальный Чернобыль! С правдой партия к народу не бежит! В парламенте есть светлые умы. Но и полно шелухи от общественных организаций. За что хочешь проголосуют. Шо президенту взбредёт, то и отголосуют. Ну какие ж мы пентюхи, что на такой парламент тратим девяносто восемь миллионов в год! На шо его кормить? На шо его без путя содержать? Или вот ихний плюйрализм. Слово, товарищи, матерное. Но раз верхи его говорят и не краснеют, я тоже скажу. Про этот плюйрализм всю душу прожужжали. Но к телевизору хоть бы для смеха подпустили того же Ельцина. А Ельцину е шо сказать! Вот у чём горе! У нас по телевизору один штатный оратор. И засыпаешь, и просыпаешься, слышишь одно: Михаил Сергеёвич, Михаил Сергеёвич. А шо Михаил Сергеёвич? Или мы за пять лет не разглядели, шо такое Михаил Сергеёвич? Включишь эту бандуру, там уже наготове сидит дорогой Михаил Сергеёвич. Талдычит про очередной перестроечный перевал в истории человечества, про бесконечный переходный период. Идём, идём, идём…
Куда идём? От чего к чему переходимо уже шестой год? К светлому будущему?.. К чёрному! От застоя к развалу! Переходимо из бытия в небытиё! Мы уверенно, надёжно придём к полному развалу, не прислушайся партия к разуму народа. Народ мозгами фурычит! Не то шо горбачёво-рыжково-лукьяновский синдикат. Можете забирать. Я сказал всё, шо меня било.
Люди из-за красного стола на сцене ледяно, мстительно уставились в залётного правдоруба. Будто нам своих мало!
Партер хмуро сдвинул брови.
В аплодисментах затряслась галёрка.
От трибуны одессит отходил как-то понуро, ватно, еле переставлял ноги. Казалось, он ждал, вот-вот его всё равно уметут. Так есть ли смысл напрасно возвращаться в зал?
Но его не брали.
Долгий плеск сверху ободрил, пришпорил его, он резво дёрнул к своему месту.
— В Эстонии нет ни одной коммунистической газеты на эстонском языке, — трудно, с ласковым акцентом лилось снизу, из ямы. — Программу «Бремя»… бр-р… «Время» не показывают. Таллиннский горком закрыт на празднование 45-летия Победы…
… — Наше руководство партии не обращает внимания на людей. Вот звезда на плакате «Правда-90». Кто такое писал-рисовал? Одной стрелой куда так далеко звезда выехала? Где вы видали такие звёзды?.. Мы боимся малейшего разногласия. А! «Партийная борьба придаёт партии силу и жизненность». Из письма Лассаля к Марксу. Эпиграф Ленина к «Что делать?» А вы… Единство! Единство!! Единство!!!.. Накушались единства! Абалкин[37] ни куёт, ни мелет. Ни за что толковое не берётся. На каждом шагу у него один припев: это сложно, это сложно. А что сложно, то и ложно….
Ораторы конвейерно сменяли друг дружку.
Колотилкин вмельк слушал путляные выступления и читал по диагонали, что же там такое купил он на вернисаже про Егора Кузьмича.
«Недавно состоявшийся пленум Новосибирского обкома ВЛКСМ подверг резкой критике и осудил порочный стиль работы бюро, первого и второго секретарей обкома тт. Лигачёва и Васильева. За серьёзные ошибки в руководстве областной комсомольской организацией Лигачёв и Васильев освобождены от работы и выведены из состава бюро обкома…
Секретари нарушали основы большевистского стиля руководства…
… страсть к директиве. Бумажкой пытались подменить живую организаторскую работу на местах…
… бюрократическая система отчётности…
… письма-директивы — всем, всем, всем! — придуманная здесь бюрократическая форма руководства… Тон назидательный, менторский, содержание примитивное.
… Любовь к шумихе, к парадности…
Тт. Лигачёв и Васильев стали на путь администрирования, пренебрегали мнением актива. Они разговаривали с активистами языком приказов и окриков. Коллективное руководство здесь было подменено
