но чувствовалось, что слышать такое обращение ей приятно. — Ежели шутить принялся, значит идешь на поправку, — удовлетворенно сказала она.
— Спасибо, бабуля, спасли вы меня, а уж выспался, сразу на неделю!
— Ну, вот и хорошо, и мы времени напрасно не теряем, дайка шов погляжу, — и бабка Матрена развернула Петра на бок, — как, шевелиться не больно?
— Не больно, я как новенький, вы, бабуля, просто волшебница!
— Где-то я это уже слышала сегодня, — пробормотала Марина себе под нос.
— Ты, Маришка, не ворчи, корми своего подопечного, а я спать пойду. Устала сегодня. Вот отвар сон-травы, ты, Петруша, останься еще на один денек, не повредит. Выпей на рассвете, а ты проследи, внученька. Ну, все, спокойной ночи вам, — лукаво улыбнулась бабка и ушла спать.
— Как мне нравится твоя бабушка, — рассмеялся Петр, — Мариш, а нет ли тут в бане бритвы и зеркала хоть какого-нибудь? Ужасно хочется сбрить эту бороду.
— Зеркало точно есть, а бритву поищу сейчас, — в предбаннике Марина нашла опасное лезвие, каким-то чудом завалявшееся в Матрёнином хозяйстве и ножницы, и Петр принялся за дело, а Марина держала зеркало. Постепенно, по мере ликвидации буйных зарослей перед ней предстал просто писаный красавец: правильно очерченный твёрдый, довольно крупный рот, губы не пухлые, но и не тонкие, мужественный с лёгкой ямочкой посередине подбородок. Да и моложе Петр стал сразу лет на десять. Марина не могла оторваться от этого действа, оно было похоже на сказочное превращение принца из лесного чудовища. Девушке до невозможности хотелось провести рукой по его гладкой щеке, ощутить тепло его губ и обязательно поцеловать ямочку на подбородке. Пётр сосредоточенно занимался туалетом, но всё равно, довольная улыбка освещала его лицо, как, только отвлекаясь от зеркала, он ловил влюблённый и восхищённый Маринин взгляд. Чтобы как-то отвлечься, она болтала без умолку:
— Ты знаешь, бабуля сегодня была в Макаровском, совсем недавно вернулась.
— Зачем? Она мне не доверяет? — улыбка сползла с его лица.
— Нет! Что ты! Просто, она хочет тебе помочь, то есть нам.
— Если бы это было возможно! Был бы хоть шанс из тысячи, я бы его обязательно использовал! Не могу представить, что придется вернуться в лес и доживать свою унылую жизнь без тебя. Знаешь, Мариш, я бы всю ее променял на один день нормальной человеческой жизни с тобой, — вздохнул он. Она наклонилась к нему и поцеловала:
— Почему-то я верю, что у тебя будет этот шанс…
Глава 18
Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко, а она и не собиралась сопротивляться. Мощная магнетическая волна, исходящая от его тела, мгновенно затянула Марину в своё энергетическое поле, словно в омут и, не давая вынырнуть и опомниться, закружила и понесла в такие глубины, из которых и выныривать не хотелось. «Боже мой! — думала она, — как притягивает меня этот человек. Это какая-то магия. Неужели все оттого, что он оборотень?» Но страха не было, вернее, был — страх потерять любимого. Потом, мысли исчезли, все поглотило огромное чувство любви и блаженства. Тонкая ткань простыни, разделявшая их, не могла служить преградой, и только путалась в ногах. Его руки были сильны и ласковы, а губы настойчивы и требовательны. Он, словно, путник, заплутавший в пустыне, доселе томимый жаждой, припал к вожделенному источнику, и никак не мог напиться. А влюблённая девушка готова была утолять его жажду сколько угодно. Когда, они уставшие, но счастливые, откинулись на полке, Марина испугалась:
— Что же мы делаем-то, Петенька, вдруг это тебе может навредить?
— Мне может навредить бездействие, я не хочу напрасно терять ни минуты. Как ты меня назвала: «Петенька»! Так только мама называла. Я абсолютно счастлив, любимая моя и, практически здоров!
— Пора, скоро утро, — с сожалением произнесла Марина, проводя пальцем по его непривычно гладкому подбородку и, всё не могла налюбоваться.
— Да-да, конечно, что-то я увлекся. Давай бабушкино чудо-зелье, спится с него крепко, я так раньше никогда не спал. В лесу все время надо быть начеку, а то какой-нибудь охотник пристрелит еще, — неудачно пошутил он.
— Кошмар, с этим надо что-то делать, так жить, по-звериному невозможно! — возмутилась Марина. Петра начало клонить ко сну, она чмокнула его в гладкую щеку, ямочку на подбородке и потихоньку вышла.
Осторожно, стараясь не шуметь, Марина пробралась в дом. Каково же было изумление, когда ее встретила бабка Матрена, в полной амуниции, готовая к выходу.
— Ну, бабуля, ты меня и напугала! Я думала, ты спишь, крадусь тихонько, чтоб не разбудить, а ты уже собралась куда-то.
— Я к Федору Гаврилычу собралась, хочу узнать кое-что про Николая Савина. Сдается мне, что Петруша по его долгам расплачивается.
— Опять меня дома оставишь? — надулась Марина.
— Ладно, сейчас Пеструху в стадо выгоним, курам дадим и поедем, Михеич, наверное, запрягает уже. Сегодня путь не такой дальний, после обеда вернемся.
— Ура! Спасибо, бабуля, я мигом! — и Марина побежала переодеться.
Глава 19
Только выехали за деревню, как девушку сморило и, устроившись в сене, разложенном на телеге, она уснула. Проспала всю дорогу, и проснулась только, когда приехали на кордон к лесничему. Федор Гаврилович был дома, принял гостей с радостью:
— Какими судьбами, Матрена Васильевна, к нам пожаловали. Да не одна: Матвей Михеич, ясное дело — водитель кобылы, а что это за красавица с вами?
— А это внученька моя, Евдокии внучка, Мариной звать. Из Москвы погостить приехала, — гордо заявила бабка Матрена.
— Ну, раз такое дело, тогда чай пить будем, с медом липовым, -
пригласил гостей в дом Федор Гаврилович.
Марина с восхищением разглядывала лесничего. Вот уж волшебный персонаж из сказки: здоровый мужик, лет семидесяти был почти на две головы выше деда Матвея, а бабка Матрёна по сравнению с ним выглядела, вообще гномом. Кудрявая седая, а скорее белая голова, как у деда Мороза и по контрасту тёмно-рыжая окладистая борода делали Фёдора Гавриловича каким-то невзаправдашним персонажем, а не реальным человеком. Весёлые серо-зелёные глаза великана светились добром и радостью! Могучую спину прикрывала бордовая стеганая жилетка, по краям которой торчал какой-то мех, накинутая на рубаху-косоворотку на выпуск, образ завершали широкие полотняные штаны, заправленные в сапоги, как и у деда Матвея.
У лесничего была просторная светлая изба, похожая настроением на него самого: золотистые брёвна изнутри ничем не были обшиты, огромные оленьи или лосиные рога, Марина в этом не разбиралась, бросались сразу в глаза при входе в горницу. Вся мебель была такой же светлой, самодельно-грубой, но очень гармоничной для этого хозяина, а посередине горницы располагался