произошло и где он находится.
От одной истины к множеству. Мысль о том, что одной–единственной, вполне достоверной концепции реальности не существует, привела многих к пониманию, что «истин много». Каждый располагает какой–то истиной, и никто — истиной во всей ее полноте. Всю истинную картину мира целиком мы охватить неспособны, однако мы все–таки можем постичь истину в более ограниченных масштабах. Взгляды на мир сегодня не высказывают и не навязывают. Их нужно «продавать» на рынке многочисленных конкурирующих мелких истин. Поэтому терпимость к разнообразию мировоззрений считается правильной и полезной в постмодернистском контексте.
От индивидуализма к личностному кризису. Если все вокруг — это всего лишь «социальная конструкция», то отсюда следует, что даже самого себя человек может воспринимать в искаженном свете. Самоуверенный, хладнокровный «ковбой» из модернистского мифа уступил место гибкому, гуттаперчевому «я», которое может принимать ту личину, которая соответствует данному моменту, но при этом не дает самому человеку понять, каково же оно, это «я», на самом деле. У этого личностного кризиса есть положительная сторона — человек начинает осознавать, что он может быть таким, каким захочет. Но есть и отрицательная сторона — у него возникает ощущение, что «всем заправляет имидж» и никому нельзя доверять. Люди жаждут подлинности, искренности, но сомневаются, что это достижимо.
От индивидуализма к коллективизму. Секулярные модернисты довели индивидуализм до той точки, когда он стал разрушать семьи и традиционные коллективные структуры. В постмодернистах общинный дух гораздо сильнее. Они реже отделяются от своих родителей, оставаясь жить с ними и после двадцати, и даже после тридцати лет. Благодаря техническим средствам, таким как электронная почта, они в большей мере, чем модернисты, поддерживают связь с друзьями детства и дальними родственниками. Они дорожат дружбой и с большей готовностью жертвуют карьерой и туристическими поездками ради общения с друзьями.
В каком–то смысле эта тяга к общинности — не столько осмысленное действие, сколько реакция. Постмодернисты ощущают себя жертвами своих родителей–модернистов, которые принесли чувство общности и человеческие взаимоотношения на алтарь процветания и успеха. С другой стороны, личностный кризис, присущий многим постмодернистам, неспособность понять, кто они, где их корни, зачастую мешает им поддерживать стабильные, близкие отношения с другими людьми. Поэтому общинность частенько превращается в смутную цель — вполне достойную, но редко достижимую.
От религиозности или нерелигиозности к духовности. Постмодернисты настроены скептически не только по отношению к религиям и религиозным организациям модернизма, но и к исходным положениям, на которые опирался победивший секуляризм. В мире, где много истин и мало достоверных фактов, обобщенная духовность считается предпочтительнее религии с ее церквями и властными вертикалями.
Поэтому данная замена секулярного модернизма на обновленную духовность заключает в себе не только благо для традиционных религиозных структур, но и немалую угрозу.
От фрагментарности к цельной картине. Модернизм все анализировал до мельчайших деталей — от свойств материи до библейских текстов, но ему было трудно увидеть вещи в их взаимосвязи. Постмодернизм отличается огромным желанием увидеть картину мира целиком, понять взаимоотношения между предметами, людьми и сообществами. Постмодернисты предпринимают настойчивые попытки составить для себя цельную картину, хотя никто не может с уверенностью утверждать, в чем она собственно заключается. Самостоятельность и индивидуализм модернизма уступили дорогу желанию взаимодействовать, поддерживать отношения. Концепция «семьи» получает новое звучание, появилось новое понятие — «семья по выбору». Семья стала рассматриваться как общность людей, поддерживающих крепкие, содержательные отношения, где родственная связь не обязательна. Молодое поколение больше заинтересовано в добрых отношениях, а не в достижении успеха. Сообщество, будь то соседи по улице, клуб, класс субботней школы, этническая община или социальный слой, — это то место, где можно пережить полноту и целостность.
От исключительности к терпимости. Этот акцент на коллективизме означает, что постмодернисты особенно ценят «миротворцев», то есть людей, которые наводят мосты, вместо того чтобы возводить стены. К примеру, они относятся с большим уважением к любым программам и проектам, которые объединяют людей из разных этнических или религиозных сообществ. Они стараются относиться к другим людям с терпением и уважением, а не сосредотачиваться на их «заблуждениях». Они устали от религий, которые самоутверждаются за счет собственной исключительности. Они стараются увидеть лучшее, что есть в людях и в их мировоззрении. Они принимают геев и лесбиянок, даже если им самим претит мысль о сексуальных отношениях с людьми одного с ними пола. Другими словами, постмодернисты относятся с подозрением ко всякому, кто проповедует свои идеи, противопоставляя «нас» и «их». Здесь адвентистам нужно проявлять особую осторожность.
От знаний к переживаниям. Модернизм превозносил «объективность», способность к познанию вещей как они есть, независимо от чьего–то субъективного восприятия. Тогда как постмодернизм ценит «субъективность», полагая, что по–настоящему объективного знания не бывает, что все существует только в рамках нашего восприятия. Истина — это не столько перечень положений, в которые мы должны верить, сколько честное и достоверное восприятие реальности в том виде, в каком мы ее переживаем. «Истина» стала тем, что «имеет смысл для меня». В то же время, опыт показывает: то, что имеет смысл для меня, может обрести смысл и для тебя, поэтому основанная на опыте истина ведет нас к множеству истин, а не к одной–единственной.
От проповеди истины к обмену мнениями. Сочетание «философии целостности» и опыта как основания истины ведет к концепции «истины в рассказе» в противовес истине как однозначному утверждению. «Рассказ» в данном случае — это попытка обрисовать целостную картину или ее часть с точки зрения самого человека. Поиск истины в постмодернистском мире подразумевает выслушивание множества рассказов и мнений. Каждое из этих мнений отражает частицу, фрагмент всей картины. В каждом из них есть какой–то изъян, какое–то искажение, но оно имеет свою ценность как необходимый элемент поиска. Поэтому адвентистский «рассказ», истина в изложении адвентистов, некогда не интересовавшая скептически настроенных богословов–модернистов, теперь находит теплый прием у большего числа библеистов–исследователей.
Заключение
Постмодернистское неприятие Библии, церкви и фундаментальных теорий как пути к истине может показаться серьезным ударом по христианской вере
