Достоевского, который говорил не только о религии, Бернанос писал о священниках и открывал для меня совершенно неожиданные вещи.
— А этот круг чтения сформировался с детства? Тут нужно пояснить вопрос, потому что я, например, никогда не имел отношения ни к какой литературной среде, не только среди родственников или просто взрослых, но и сверстников. Я не знал никаких кружков литературного толка, учителя были тоже неважные…
— Да я, в сущности, тоже. Тем более, всё время меня окружали люди, которые не сомневались в своём литературном превосходстве, были, во всяком случае, систематически образованы и очень ловко расставляли всякие акценты. В таких компаниях я всегда чувствовал себя посторонним, да и не очень-то меня в них и допускали. Те книги, тот список о котором мы говорили, сформировался по ходу времени. Этот список у других людей будет другим.
— Коли мы заговорили о биографии…
— Я жил на Арбате, там жили родители, а потом переехал в Кунцево, теперь живу в Матвеевском. Конечно, жизни в Центре мне и сейчас не хватает… Ну ладно.
Я закончил Институт Связи. Да, надо сказать, что я окончил школу со средним баллом 3,2.. Университет мне не светил. С другой стороны у меня не было и тогда, и в какой-то мере сейчас нет, академически-филологического интереса. Сейчас мне иногда не хватает этой систематичности, но тогда, повторяю, у меня в мыслях не было серьёзно учиться. Надо было не идти в армию, я выбрал себе некий технический ВУЗ, и был там, кстати, не из последних студентов. Итак, я окончил этот институт, меня даже не выгоняли, но к его окончанию меня совершенно перестала занимать моя специальность. Там была пара предметов, которыми можно было бы заниматься, но наша учеба, по крайней мере в технических вузах построена так, что остановиться на чем-то, или заниматься более-менее серьезными вещами не позволяет. Хотя, я, наверное, неправ. Потом работал себе, работал — инженером. Но особенным таким инженером, на улице — антенны чинил. Ползал по чердакам и подвалам, получал большой жизненный опыт, неприложимый, кстати, никаким боком к литературе. Я пытался потом как-то об этом рассказать, о том, как каждый день одно и то же, каждый день ты катаешься со своими рабочими по винным магазинам (у нас была аварийно-техническая машина) а вторые полдня занимаешься ещё чем-то унылым. Я пытался выговорить что-то из этой жизни, чтобы написать об этом, но ничего не вышло. Не было в этой жизни куража.
И я благополучно сбежал оттуда — со скандалом. Это был год 87-ой… я всё время путаюсь в датах, потом я благополучно не делал ничего, пел песни на Арбате… Кстати, вот житуха была! Зарабатывал я тридцать рублей в день, и себе в удовольствие. Потом я работал некоторое время в церкви — как-то меня сманили, я даже толком не понял. Я почему-то был уверен, что никогда и нигде работать не буду, был вполне доволен этим положением и при этом я не имел постоянного места жительства, всё время перемещался… Это было странное время и странный опыт, потому что надо было существовать в системе жёсткой иерархии, а там эта иерархия покруче, чем в компартии. Я работал в приходе Боткинской больницы, в издательском отделе. Занимался я там изданием такой, скажем, книги "Апокалипсис Иоанна" Сергия Булгакова, которую до этого полностью никто не издавал, да и после вроде тоже. Потом и эта моя служба накрылась — уже на дворе был девяностый год. И тут моя мать взяла меня к себе на работу в такое издательство "Союзтеатр". Мы не могли никогда продать свои книги, но выполняли какую-то культурную функцию, потому что в течение последних пяти лет, а если не пяти, то трёх точно — до выхода в провинции сборника Коляды, того самого, который написал "Рогатку") были единственным издательством, которое издавало современные пьесы.
— Коляда же живёт, если не ошибаюсь, в Германии?
— Неважно, он национальный герой у себя в провинции, в своём Челябинске или Саратове. Там его за городской счёт издают. Да… Потом "Союзтеатр" всё разваливался и разваливался, я там сидел и сидел, и, наконец, меня пригласили в "Новый мир". Пошёл.
— А ты можешь ответить на вопрос: зачем ты занимаешься редакторской работой? Из ответа нужно, конечно, исключить материальную сторону дела. Согласись работа, на которой ты читаешь тексты, которые не выбираешь, и читаешь много, отнимает силы. Не утомительно?
— Знаешь, Володь, я всегда был такой. В моей жизни был очень недолгий период благостной свободы, когда я мог делать в сущности то, что хотел. И, к тому же, я человек поломанный — не какими-то экстремальными обстоятельствами, а так вот просто жизнью, жизнью со всеми её хамскими проблемами — квартирой, деньгами и так далее. И всё это научило меня примеряться со всем на свете, и я не заметил, чтобы больше года в "Новом мире" сказались на мне как-то негативно — всякая работа мешает только по времени, потому что она, конечно, не как на заводе, свободнее, но есть семья, которую надо кормить. Тем более, у меня нет условий, даже элементарных, чтобы рискнуть, уйти совсем на вольные хлеба, то есть на литературные гонорары в газетах, скажем, — потому что мне негде делать сроковую работу. У меня нет гарантии, что я смогу в срок написать статью в газету, что я смогу найти время дома всё это написать.
— А ты пробовал писать большие статьи?
— Почему не пробовал? Пробовал. Вот сейчас у меня в "Новом мире" выходит вещь, посвящённая "Маятнику Фуко". Её, правда, сократили на треть, но это не очень важно, главное, что меня очень заинтересовала эта книга.
— А ты какой "Маятник" читал?
— "Фиты".
— Я спрашиваю это потому, что я его прочитал недавно. Я о двух вариантах.
— По ходу этого чтения у меня возникли какие-то мысли, я изложил их Костырко. Он говорит: "иди и напиши". Я накатал эту вещь буквально на коленях, потому что всё то время ездил на дачу. Там я попытался объяснить, чем этот роман похож, и чем отличается от "Имени Розы", которое мне было очень интересно. "Маятник Фуко" это заранее написанный бестселлер. Выйдет когда — почитаешь.
— У меня заранее омерзительное отношение к украинскому переводу.
— Говорят, что тот ещё хуже.
— Говорят про напечатанное в "Иностранке" письмо протеста, написанное итальянским издателем по поводу пиратского издания на Украине.
— Да это и видно, оно непрофессионально, переводчику заказали что-то сделать за деньги, а, оказалось, что он может переводить текст, но он безнадёжно путается
