и курит.
Бетти открывает дверь:
— Вы курите в офисе? Это разрешено?
Прекрасное начало.
Мама смотрит на нас поверх книги:
— Вы из полиции?
Бетти еще больше выпрямляется и подходит к столу, протягивая руку:
— Меня зовут Элизабет Сандерсон. Наши дочери ходят вместе в школу. Я надеялась поговорить с вами о Лейле.
На меня мама даже не смотрит.
— Хорошо. — Она убирает ноги со стола и откладывает свое чтиво. — О чем бы вы хотели поговорить? — Она складывает руки в замок и немного наклоняется вперед.
О боже. Начинается.
Бетти напугана. Я читаю это по ее глазам, как читаю книжки Энди. Это так просто и так очевидно, что никакие слова не нужны.
— Что ж, я… я даже не знаю, с чего начать. Лейла — одаренная девочка. Изучает углубленно все предметы. Я помню, она победила в конкурсе по орфографии два года назад.
— Знаю. Я там была, — говорит мама.
Нет, ее не было.
— Ну, я хотела сказать, посмотрите, в каком виде она ходит в школу. Ее волосы похожи на ужасное крысиное гнездо, одежда грязная. Вы знали, что она моется у меня дома? Я думала… думала, что она живет на улице.
Бетти оглядывается через плечо с виноватым видом, будто проверить, слышала я это или нет. Увидев мое лицо, она становится на пару сантиметров ниже.
Каждое ее слово протыкает меня иглой. Я знаю, как я выгляжу. Я не хочу здесь стоять, но и уйти не могу. Я должна знать, что ответит мама.
— Она не живет на улице. Она просто ленивая грязная девчонка. Она не младенец, чтобы я ее купала.
О, отлично. Получается, во всем виновата я.
Бетти делает глубокий вдох:
— Простите за мою прямолинейность. Я просто расстроена. Я хотела помочь ей — помочь вам, правда. Если вам некуда идти, в городе есть приюты, где никогда не откажут женщине с детьми.
Минуту мама сидит молча. Глаза у нее как у акулы.
— Вы ведь понимаете, что находитесь в офисе аренды жилья? Вы думаете, я заведую этим местом, но моим детям негде жить?
Бетти немного запинается:
— Я не знаю, что и думать.
Взгляд акулы никогда не дрогнет.
— А я думаю, вам следует заняться своими собственными делами, миссис Сандерсон.
Я вся горю, но меня трясет, как от озноба. Я хочу забраться в машину Бетти и никогда не возвращаться домой. Буду жить у нее в комнате для стирки и ни слова не скажу.
— Миссис Бейли…
— Это не моя фамилия. Это фамилия Лейлы. Не моя.
Сколько же раз я это слышала. Для нее очень важно, что у нас с Энди фамилия Бейли, а у нее — другая.
— Тогда Дарлин. Верно?
Мама ничего не отвечает.
— Мона Монро — моя подруга. Она дежурная медсестра в начальной школе Максфилда. Она сказала мне, что у вашего младшего сына, Эндрю, точно те же проблемы. А он еще маленький, и его можно искупать, почему вы этого не делаете? Почему он приходит в школу грязный и измученный? Почему он такой голодный, что раз в неделю его ловят за тем, что он ест из мусорного контейнера?
Вот черт. Я никогда не говорила ему, что так нельзя. Даже в голову не приходило. У малышей нет гордости.
— Я абсолютно уверена, ее уволят хотя бы за то, что она обсуждает это с вами. — Акулы не прекращают двигаться, даже во сне. Carcharodon carcharias — белая акула.
Бетти предпринимает последнюю попытку:
— Пожалуйста, Дарлин. Я пришла сюда не воевать с вами, и я не пытаюсь выставить вас плохой матерью. Вам явно нужна помощь.
— Мне ни черта от вас не нужно. Ни от вас, ни от Моны Монро. Убирайтесь из моего кабинета.
Бетти застывает, лицо под макияжем покрывается красными пятнами.
Она проходит совсем рядом со мной. Мама берет телефон и просит позвать начальника медсестры Монро. В мою сторону она не смотрит.
Я иду следом за Бетти. Через минуту она оборачивается:
— Почему бы тебе не переночевать сегодня у меня?
А что потом? Я же не могу остаться навсегда. Я слишком большая, чтобы влезть в корзинку и оставить себя на пороге чьего-нибудь дома. Даже такой милый человек, как Бетти, не может забрать меня к себе, как котенка, которого нашли в коробке. И даже если бы она сказала, что может, нас ведь двое.
— Я должна остаться дома, Бетти. Нужно присмотреть за Энди.
Кажется, она вот-вот заплачет.
— Покажи мне, где ты живешь.
Меня все еще бросает то в жар, то в холод. Какая уже разница. По крайней мере, я могу доказать, что я не бездомная:
— Ладно.
Мы идем через двор, мимо квартиры № 80 с выбитой полицейскими на прошлой неделе дверью. Мимо № 121, где я нашла в шкафу свою видеодвойку. Мимо № 60, которая внутри почти вся выгорела.
Но квартира № 61, на втором этаже, над прачечной, расположена в стороне от всех.
— Вот здесь, наверху.
— Покажи мне, — говорит она. Поднимается за мной по лестнице, стуча каблуками по камням, залитым в бетон.
— Вот, — показываю я через плечо на закрытую дверь.
— Могу я войти?
— Вообще-то нет, — говорю я.
Просто забери меня отсюда. Я сменю имя.
— Почему?
— Дверь сломана, — объясняю я.
Я разворачиваюсь, забираюсь на поломанный внешний блок кондиционера и просовываю пальцы в щель между оконной рамой и створкой. Толкаю вверх, открываю окно и пролезаю внутрь. Стою, раздвигая жалюзи руками, и смотрю на Бетти сверху.
Я вижу, когда до нее доносится запах. Она прикрывает рот рукой и выглядит еще больше испуганной, чем раньше.
— Ох, Лейла. Я понятия не имела. Почему там так темно?
— Свет тоже не работает. — Я больше не могу на нее смотреть. — Мне надо идти.
Она пытается дотянуться до моей руки. Я отступаю назад.
— Лейла, я помогу вам отсюда выбраться. Тебе и твоему младшему брату. Это ненормально.
Я уже слышала такие обещания. Соцработники — всегда приятные, хорошо одетые леди с очень обеспокоенным выражением лица, и они действительно уверены, что смогут что-то изменить, сделать с происходящей катастрофой, а эта катастрофа — моя жизнь. А потом среди ночи мы уезжаем, и все начинается заново.
— Ладно. — Я собираюсь закрыть окно.
Она подставляет руку:
— Нет, правда. Очень скоро все разрешится. — Теперь она и в самом деле плачет.
— Ладно.
Я отталкиваю ее руку от щели. Я бы отрубила ей руку, если бы это означало, что я закрою окно и все закончится.
Я слышу стук ее каблуков — она спускается по лестнице. Проскальзываю в свой
