Я пытаюсь убрать с лица выражение неприязни. — Что останавливает?
Грэм смотрит на меня через плечо, когда начинает плыть обратно к берегу, в его глазах читаются боль и сомнение.
Однако он не отвечает.
Ничего не говорит.
Ни единого слова за всю обратную дорогу в город.
ГЛАВА 7
ГРЭМ
РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, ЧТО БЫТЬ ЧАСТНЫМ ДЕТЕКТИВОМ — это все равно что быть детективом в полиции.
За вычетом славы, конечно, и с более высоким риском получить по морде.
Теперь я знаю правду. Сравнивать частного детектива с обычным — все равно что чокнутую проститутку на случайном углу улицы с дорогим эскортом высокого класса.
Я хочу уйти. Покончить с этой работой и образом жизни. Больше всего — с моим отцом. В течение многих лет он говорил мне, что я никогда ничего не добьюсь, что у таких людей, как я, не бывает счастливого конца, что мое место в грязи вместе с остальными ничтожествами из низов. Он убедил меня увидеть худшее в себе, а когда ты застрял в темноте, невозможно найти путь к свету.
Но Эва сияет, как луч света. Она не видит того, что видит он. Того, что я видел раньше. Чувствую то, чего никогда ни к кому раньше не испытывал. Желая того, чего, как думал, никогда не смогу иметь. Когда с ней, верю, что все возможно.
Может, так оно и есть.
Боже, то, как она прижималась ко мне в воде прошлой ночью, было нереально. Ее обнаженное тело обвилось вокруг моего, рот прижался к коже. У нее, наверное, синяки на бедрах от того, как сильно я сжимал ее, пытаясь удержаться от того, чтобы не поддаться девушке. Моя сила воли слабеет, но не могу позволить себе по-настоящему обладать ею так, как хочу. Нет, пока не придумаю, как выбраться из этой передряги.
Кстати, об этом: в кармане звонит телефон. Как будто папа чувствует, что в этот самый момент я нахожусь в кабинете Монтальбано.
— Да?
— Грэм, у тебя есть что-нибудь для меня?
— Пока нет. В его столе много файлов, которые нужно просмотреть.
— Продолжай искать.
— Понял, отец. — Говорю тише, выскальзывая из кабинета и направляясь обратно на кухню. Эва должна выйти из душа с минуты на минуту.
— Там должно что-то быть. Я чувствую это.
— Иначе и быта не должно. Что произойдет, если этот парень чист?
Папа разражается лающим смехом.
— Это не так. Поверь мне.
— Давай просто признаем это. Притворись, что все обыскал и ничего не нашел. Как долго я должен продолжать это делать, чтобы ты смирился с этим и двигался дальше?
— Ты будешь делать это столько, сколько потребуется, — говорит он, слишком уверенный в себе. — Не надо сейчас давить на жалость, мальчик. Не забывай свое место. Ты принадлежишь мне. И выполняешь мои приказы.
Моя челюсть сжимается, зубы скрежещут друг о друга.
— А что, если я этого не сделаю? Что, если уйду, и ты никогда больше меня не увидишь?
Папин голос похож на низкое, зловещее рычание.
— Если ты уйдешь от меня, значит уйдешь и от своей сестры и ее дочери. Или ты забыл? Ты мог бы повернуться ко мне спиной, сынок, но я знаю, что ты не поступишь так с ними.
— Знаешь, ты тоже мог бы им помочь. Позаботиться о них хоть раз.
— Если ты уйдешь, я не дам им ни цента.
— Ты бы сделал это со своей собственной дочерью, со своей внучкой, просто чтобы досадить мне?
— Даже не задумываясь.
Он заканчивает разговор, и я бросаю телефон на кухонную стойку, пытаясь проглотить кислый комок, застрявший в горле.
Какое отношение этот человек вообще имеет ко мне? Он больной ублюдок. Он…
— Грэм, ты в порядке? — Нежный голос Эвы вырывает меня из мыслей.
Отвечаю сдержанным кивком.
Она подходит ближе и проводит ладонями по моим рукам.
— Точно? Ты дрожишь.
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, вдыхая ее свежий цветочный аромат.
— Все нормально. Только что разговаривал по телефону с отцом.
Она морщится.
— Все настолько плохо?
— Ты даже не представляешь.
— Ну, на данный момент он бросил трубку. Ты достаточно поел? Розали уйдет до обеда, но могу приготовить что-нибудь еще, если все еще голоден.
Я смотрю вниз на ее великолепное лицо, отмечая кремовое платье-свитер, которое облегает изгибы, а также черное колье и армейские ботинки, чтобы придать ему пикантности, как она всегда это делает.
В голове и сердце все смешалось. Мое тело находится в эпицентре гражданской войны, и в любом случае я проигрываю.
Моя рука движется по собственной воле и поднимается, чтобы погладить ее по щеке.
— Ты прекрасна, Эва.
Она наклоняется навстречу моему прикосновению, на мгновение закрывая глаза.
— Это все новое платье.
Я качаю головой и приподнимаю ее подбородок, чтобы убедиться, что девушка смотрит на меня, когда говорю ей:
— Дело вовсе не в платье.
Ее щеки вспыхивают, когда она отстраняется.
— Ладно, Здоровяк. Больше никаких комплиментов, пока я не выпью по крайней мере еще две чашки кофе.
Эва этого не заслуживает. Это не имеет к ней никакого отношения, вендетта моего отца против ее отца. И все же в конце концов именно она попадет под полыхающий огонь.
Она еще не знает этого, но Эва играет роль Джульетты в этой запутанной трагедии.
* * *
ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОГО ДНЯ, ПРОВЕДЕННОГО В ОТЕЛЕ «УОЛДОРФ», МЫ С ЭВОЙ ВЫХОДИМ ИЗ ЛИФТА на ее этаж.
— Тебе не скучно здесь совсем одному? — спрашивает она, поворачивая ключ в своей двери и открывая ее.
Я пожимаю плечами.
— Это часть моей работы.
— Почему бы тебе не войти?
— Не хочу мешать, если там твой папа.
— Эванджелина, — зовет мистер Монтальбано. — Скажи Грэму, чтобы зашел внутрь. Мне нужно с ним поговорить.
Эва приподнимает брови и распахивает дверь пошире. — Заходи, Здоровяк.
Монтальбано пожимает мне руку, когда вхожу в его дом.
— Грэм, я уезжаю в деловую поездку на следующие несколько дней. Машина уже внизу. Мой рейс вылетает через несколько часов. Хочу, чтобы ты осталась здесь с моей Эванджелиной, пока меня не будет. Разумеется, тебе будет выплачена компенсация.
— Да, сэр.
— Здесь есть гостевая спальня, в которой можешь остаться. Не хочу, чтобы ты отходил от моей дочери, пока меня не будет.
— Понял.
Он поворачивается, чтобы заключить Эву в объятия, когда она закатывает глаза у него за спиной.
— Я люблю тебя. Увидимся через пару дней, когда вернусь.
— Счастливого пути, — сухо произносит она. — Идем, Здоровяк. Давай найдем тебе что-нибудь поесть.
Монтальбано смотрит ей вслед,
