– Вообще-то, это совсем не смешно!
Честно признаться, всё это время у меня сердце кровью обливалось. Практически держать в руках такого прекрасного ребёнка, такого искреннего, открытого и доверчивого, да ещё и с такими волшебными глазами. Я никогда до сего момента не общалась по долгу и настолько близко с маленькими детьми, как-то не выпадали случаи. Так что проверять на ком-то свой материнский инстинкт на полном серьёзе мне ещё ни разу не приходилось. А тут, как говорится, снег на голову. Настолько неожиданно, что я даже не успела как следует ошалеть, не то, чтобы осознать, что происходит и как всё это на меня влияет.
– А никто и не спорит. Мне вот пришлось объяснять Клаудии о том, что ты не носишь с собой на определённых заданиях никакой шпионской косметики, даже телефона. Поскольку работаешь сейчас под прикрытием и делаешь вид, что изображаешь русскую туристку, поэтому и не можешь отвечать ей по-французски, чтобы не спалить свою историю перед агентами врагов.
– Ты издеваешься? Да? – я чуть было не застонала в голос, но отвести взгляда от одухотворённого рассказом Астона личика Клаудии так и не смогла. Она действительно ему поверила и что-то мне теперь по этому поводу деловито на полном серьёзе советовала. А потом возьми и потяни ко мне свои маленькие ручонки и даже привставая на цыпочки.
– Такими вещами не шутят, тем более перед детьми. Обними её и дай ей обнять себя за шею, она хочет тебе пожелать большой удачи в задании и поцеловать на счастье. Не забудь ответить ей тем же. Ты же знаешь, как целуются во Франции?
– Найджел! – тут уж и вправду не знаешь, как реагировать, то ли плакать, то ли смеяться.
– Не лишай ребёнка такого незабываемого момента. Она же любит тебя больше всех твоих подружек.
Если бы не девочка и не стоявшая за её спиной ещё более немощная, чем я, мамаша, точно бы шикнула на Адарта чем-нибудь нецензурным. Поэтому и пришлось пойти на попятную и ради самого ребёнка. Нагнуться и приобнять за щуплое тельце, пока она так доверчиво и самозабвенно обхватывала меня за шею и с неописуемой любовью в каждом движении целовала мои щёки. В тот момент меня именно шарахнуло, будто каменным ядром по грудной клетке, тут же разлившись по всему телу от макушки до пят пульсирующей волной неописуемого волнения. Словно раскрывшись навстречу этому маленькому человечку, я приняла на себя её искренние чувства и ничем не прикрытую самоотдачу. Она ведь готова была прямо сейчас отправиться со мной на самое сложное шпионское задание.
И как тут не заплакать? Нет, вовсе не от умиления, а от тех чувств и любви, которые тебе готовы были отдать за просто так, даже не имея представления о том, что ты по своей сути – самая настоящая самозванка.
– Est-ce ton amulette heureuse ou un truc d'espion spécial? – естественно, на одних обнимашках и пожеланиях справиться с новым заданием дело не закончилось. Клаудия увидела у меня на шее платиновую цепочку с крупной золотой жемчужиной-каплей, оплетённой красивым орнаментом-гнездом из белого золота – единственное украшение (кроме кольца на безымянном пальце), которое я надумала сегодня на себя нацепить, когда копалась в гардеробной нашего гостиничного номера в футлярах с женскими драгоценностями всевозможных мастей и форм. Даже не знаю почему. Я всегда прохладно относилась к украшениям, а тут вдруг потянуло. Может от того, что оно действительно выглядело весьма изящно, неброско и без всяких излишеств. Простенько и со вкусом. А вот по цене?.. Откуда мне знать? Вдруг это обычная циркониевая подделка, а жемчужина – покрытая перламутром стекляшка?
– Она спрашивает, что это за украшение? Твой личный амулет удачи или очередная шпионская безделушка?
– Судя по её восхищённым глазкам, оно ей очень понравилось.
– Женщины. Что с них взять? – Астон, само собой, подшучивал, чем и вынудил меня к дальнейшему действию, грубо говоря, ему на зло и вопреки.
Демонстративно отвернувшись лицом к ребёнку, я подняла руки и торопливо отстегнула под волосами на шее замочек толстой цепочки. Каким же оказалась последовавшая за моим щедрым жестом реакция Клаудии, не передать словами. Я перехватила её крошечную ладошку и вложила в неё украшение, занявшее практически всю площадь кукольной ручонки своими немалыми размерами.
– Скажи ей, что он теперь её. И это на самом деле очень сильный амулет защиты и удачи.
Кажется, мамаша девочки после моих переведённых мужчиной слов принялась протестовать и отнекиваться от подарка, чего не скажешь о её дочери. Клаудия не просто на несколько секунд выпала от непомерного счастья из реальности, но и не слышала, о чём говорят другие прямо над её кудрявой головкой. Впрочем, я тоже мало что понимала из того, о чём всё это время переговаривался Адарт с матерью ребёнка. Точнее, вообще ни черта не понимала. Зато прекрасно читала по личику осчастливленной мною Клаудии, которая разглядывала особенное для неё украшение с сияющими глазками и восторженно округлённым ротиком.
– Какая непомерно расточительная щедрость. – ну, конечно же, Найджел не смог промолчать и не сделать моему неслыханному жесту великодушного дарителя своё ироничное замечание. Хорошо, что оставил его на потом, высказавшись уже после того, как девочка со своей наконец-то сдавшейся матерью отошли от нашего столика, а после и вовсе покинув границы ресторана, так сказать, в неизвестном направлении.
– Разве? Мне казалось, подобные вещи для цессерийцев, как песок на пляже.
Я и так чувствовала себя всё это время не в своей тарелке, поскольку он не сводил с меня своего въедливо изучающего взгляда на протяжении всего моего контакта с Клаудией. Будто и вправду проверял меня на детекторе лжи, как какой-нибудь спец-агент внутренней разведки. И почему это «будто»? Скорее, так оно и было, с его-то способностями.
– Это украшение было куплено по интернет-каталогу в местном ювелирном магазине, как и все остальные. Оно не было сделано в Палатиуме и поэтому по-своему ценно, а не потому, что сделано из драгоценных материалов на механизированном станке. Это ручная работа, при чём человеческая.
– Кто бы мог подумать, что именно вы цените сделанные людьми вещи.
– А вы разве нет?
– Мы-то, само собой. Странно, что у вас не иначе? С вашим-то непомерным чувством превосходства и самомнения.
– Странно, что ты с такой лёгкостью рассталась с кулоном, даже не задумываясь об этом ни на секунду. Просто отдала, как какую-то ничего не стоящую безделушку, тут же о ней забывая.
– И что в этом странного? – я даже с лёгким подозрением прищурилась, вглядываясь в непробивное лицо Астона и в его чёртовы очки, которые он никак (чтоб его!) не снимет. – Ценен ведь не сам кулон, а работа человека, которая была в него вложена. За эту работу он получил заслуженные (я надеюсь) премиальные, а что дальше будет с его украшением – никого уже беспокоить не должно. Тем более Клаудии оно намного нужнее, чем мне – в нём скрыт памятный смысл и тайное волшебство – и в этом-то для неё и заключается его особая ценность.
– У тебя какой-то… необычный подход ко многим вещам и «ценностям».
