и способов доставить ей наслаждение, прохожусь несколько раз, закрепляю. Я способный ученик, Ева. От теории перехожу к практике, только дай мне шанс. И Ева разрешает, губы искусаны, волосы разметались по подушке, глаза безумные, и нет для меня ничего прекрасней в этот момент. И тут же понимаю, что ошибся насчёт прекрасного, потому что Ева изящно разводит бедра, приглашая. Тяжело сглатываю, пытаюсь подумать о чём-то отвлечённом, желательно, неприятном, чтобы не быть в этот же момент преданным своим собственным телом. Но где там, смотрю во все глаза.
— Пожалуйста, Паша — шепчет Ева горячо и просяще, глядя из под прикрытых век.
В следующий раз я обязательно немного её помучаю, спросив «пожалуйста, что?». Но в этот раз я слишком тороплюсь. Тороплюсь поверить в свое счастье. Отмерев, тянусь к прикроватной тумбочке, вытаскиваю и вскрываю фольгированный конвертик. Мысленно благодарю отца за предусмотрительность, но эти мысли идут где-то на фоне, ведь в этот момент Ева зачарованно смотрит, как я облачаюсь, не так ловко, к слову, как я себе это напредставлял, но я стараюсь сделать это настолько грациозно, насколько возможно с подрагивающими руками и бешено колотящимся сердцем, от ударов которого закладывает уши. Чтобы несколькими мгновениями спустя окунуться с головой в неизведанное. Когда мы с Евой соединяемся, совершенно новые и настолько мощные ощущения простреливают всё тело, кружат голову, вводят в какую-то неземную эйфорию. Смотрю в её глаза, чтобы не потеряться, они как якорь для меня, чтобы удержаться в этой реальности. Я должен постараться для неё. Я двигаюсь, толкаюсь бёдрами снова и снова и чувствую синхронные лёгкие движения Евы в ответ. Пот струится по вискам и спине, руки дрожат от напряжения, я вдавливаю ногти в ладони, чтобы не финишировать раньше времени. Чудом всё еще сдерживаюсь, отчаянно желая, чтобы сегодня всё было идеально для неё. Поправочка: всегда. Но сегодня Еве хватает пары круговых движений моего пальца, который я добавил чуть выше места, где соединяются наши тела. Ева улетает, закатив глаза, часто дыша через рот вперемешку со стонами, невероятно сокращаясь вокруг меня. Вижу перед глазами звёзды и улетаю вслед за ней.
Ева
Я просыпаюсь раньше и теперь гипнотизирую Пашину расслабленную спину, не прикрытую одеялом. Она идеальная, эта спина. А вот я — нет. Тихонько выскальзываю в коридор и кручусь перед зеркалом, рассматривая себя. Мои наметанные глаза цепко выхватывают все недостатки моего тела. Сколько пройдёт времени до момента, когда Паше надоест видеть это, и захочется рядом кого-то моложе и идеальнее?
Тяжело вздыхаю и иду на кухню готовить блинчики. Я точно видела вчера джем и сгущёнку на полках у Виктора Александровича. Надеюсь, он не будет против. Механически замешиваю тесто, думая о другом. Паша не обсуждал со мной эту тему, да и вряд ли скажет, но я вчера увидела лицо его, глаза, и всё поняла. Меня с головой накрыло осознанием, что он меня ждал, что вечером вчера всё впервые у него было. Со мной. От такого открытия люблю его ещё сильнее… Я что сказала «люблю»? А разве у меня был шанс этого избежать?
— Привет, пахнет божественно, — слышу из-за спины и оборачиваюсь на голос. Там стоит бесконечно милый после сна взлохмаченный Паша в одних боксерах. Приоткрываю рот, перед глазами калейдоскопом проносятся картинки нашей ночи, а ноги становятся ватными. — Я тебя смущаю? Мне одеться?
Мотаю головой и приглашаю за стол. Сама же вновь поворачиваюсь спиной, отскребая многострадальный блинчик, который успел подгореть, пока я таращилась.
— Ты такая красивая…, - полушёпотом говорит Паша, заставляя меня вновь обернуться. Он полулежит на сложенных на столе руках и рассматривает меня.
— Ты ночью тоже это говорит. Я ещё спросила, чего не спишь, а ты не ответил.
— Не помню, — улыбается Паша, смущаясь.
После обеда собираемся выезжать назад в столицу.
— Паш, не нужно снимать квартиру, — говорю ему я по дорогу. — Извини за тот раз, я была не в себе. Ты всегда можешь прийти ко мне.
— В твою студию, Ева? — фыркает Паша, и я представляю свою квартирку. Ну, да, она немного маловата для двоих. — Я ведь не шутил вчера. Давай снимем что-то для нас двоих?
— Ты предлагаешь жить вместе? — шокировано уточняю очевидное.
— Предлагаю, — с вызовом говорит Паша.
И ждёт ответа. А что я? Наберусь ли я смелости ответить на этот вызов?
И вот уже ближайшие несколько недель наши вечера заняты просмотром квартир. Это было сложно, но мы находим вариант, который нас устраивает. Снимает светлую двухкомнатную квартиру с неплохим ремонтом, и если вы, как и я поначалу, что-то подумали, то нет, вторая комната — гостиная.
Ева
— Я совсем не в курсе твоей стремительно развивающейся личной жизни, укоризненно говорит Аня, осматривая вместе со мной мою новую съемную квартиру. Нашу с Пашей. — О, какой милый цветочек. И подушечки, — тут же переключается она. — Какая кроваааать!
— Ну, это уже перебор! — беззлобно бурчу я. — Эти подушечки с моей прошлой квартиры, и там они не казались тебе милыми.
Все проинспектировав и оставшись довольной, сменяет гнев на милость, и мы вместе идем на кухню готовить домашнюю пиццу. Вымазавшись в муке и насмеявшись, ждем готовности пиццы в компании красного вина и моих рассказов о том, как я докатилась до такой жизни.
— Я Пашу уже заочно обожаю, вот правда, — бубнит с набитым ртом Аня. — Вот вернусь через две недели, и обязательно нас познакомишь.
— Вернешься откуда?
— Папа подарил нам на годовщину путевки на Мальдивы, и я подумала, нельзя такой возможности пропадать, выпросила отпуск.
"Папа подарил" эхом звучит в голове. А мне папа подарил комплексы на всю жизнь и страх перед мужчинами. И парочку нервных срывов. Когда-то вначале мы, наверно, были нормальной семьей. Я смутно помню несколько походов в парк и на каток втроем в моем детстве, отдых весной на озере. А еще я помню большого розового зайца, которого отец принес мне, когда первый раз вернулся домой пьяным. Я вроде и радовалась подарку, но уже понимала, что что-то не так. Отец стал приходить выпившим чаще и чаще,
