знатно мешала. Они покинули город той же дорогой, какой утром пришли сюда, и Леда уже подумывала окликнуть его. Остановить. Спросить еще раз о случившемся на маяке, бряцнув для убедительности серебряными застежками. Дети ведь любят побрякушки и символы власти? Наверное.
Леда попыталась представить, как отреагировала бы сама лет в одиннадцать, если бы за ней увязался Коготь. Вероятно, залепила бы ему в глаза песком и сбежала бы при первой же возможности. Она не сталкивалась с Когтями до того, как прибыла в Город-Гроздь, но в таком официальном мундире мог бы ходить только человек, посланный тетей и дядей. А когда дядя хотел ее видеть, это не сулило ничего приятного. Леда должна была либо провести очередной скучный вечер, изображая идеал племянницы, либо заниматься в своей комнате до зубовного скрежета, заучивая даты, и гимны, и качества, необходимые настоящей леди. Поначалу ей это даже нравилось. Леда любила узнавать новое, а манеры, и гимны, и история были именно чем-то новым и отвлеченным. Но потом Леда поняла, что это еще один способ удержать ее на месте. Сделать удобной. Так что любого увязавшегося за ней мундира ждало разочарование.
Необязательно, конечно, что у Тиля есть с ней что-то общее. Но Леда подозревала, что он тоже при случае запулил бы горсть песка в глаза представителю власти. Если попадет, она им даже немного погордится.
Туман сгущался, что было Леде и на руку, и помехой. Рыжая шевелюра Тиля хорошо просматривалась даже в серости, но идти становилось сложнее.
Мальчишка вдруг остановился у самой кромки воды – эту малость Леда все еще различала. Под его ногами что-то темнело. Что-то большое, и пугающее, и, кажется, дышащее…
– Стой! – Леда вытянула руку и понеслась вперед.
Тиль обернулся – серые глаза расширены, брови сведены. Все такой же бледный и худой. Худой, как и все Штормы, что только видывала Инезаводь.
– Ты что, следишь за мной?
Запыхавшаяся Леда нависла над чем-то темным и пугающим… оказавшимся ее собственной черной юбкой, колыхавшейся в ленивом прибое. От этой юбки она избавилась вчера. Значит, ей ничего не приснилось и не показалось? Наверное.
Тиль нахмурился и чуть склонил голову. Он не злился, он, кажется, был разочарован. Леда привыкла разочаровывать людей, но сейчас это кольнуло ее сильнее обычного. С чего бы?
– Здесь опасно, – начала было она и тут же скривилась. Тильванус Шторм наверняка слышал это уже бесчисленное количество раз. От бабушки Лисы, от Старателя – Ткачи, Леда не вспоминала о нем годами! – и от всех, кому не посчастливилось присматривать за домом Штормов в те дни.
Это была заведомо провальная тактика. Леда вздохнула и начала сначала:
– Что ты здесь делаешь?
Тиль опустил взгляд на юбку. Выловил ее из плена волн и протянул Леде. Та недоверчиво ее приняла.
– Надеялся встретить Буяна. Ты мне помешала вчера, кстати. Я почти его дозвался.
Леда прокатила по языку слово. Буян. Перед глазами встала картинка с одной из карт бабушки Лисы. Переплетение конечностей. Сотни глаз. Узел Ветров. Карта перемен. Карта Штиля. Не о нем ли напомнил ей сегодня собственный дом?
Она прижала юбку к груди, почти полностью закрыв мундир, и опустилась на корточки. Леда слишком нависала над мальчишкой. Так будет куда удобнее.
– Ты что, вчера специально забрался в море и принялся вопить: «Помогите»?
Тиль не поднял на нее взгляда и шаркнул ногой. Качнул головой.
– Я хотел остаться на берегу. Не помню, как попал в воду. Так что… спасибо.
Леда кивнула, понадеявшись, что он это увидит. Крики ни к чему бы не привели. Шторм ей отвечал. И она припрятала в рукаве еще один козырь, который могла бы предложить ему как великую тайну. Может, тогда они окажутся на одной стороне.
– Но ты мне все равно помешала. – Тиль вскинулся, и его серые мягкие глаза сверкнули сталью.
– А что, если я тебе помогу?
Тиль недоверчиво склонил голову к плечу.
– Поможешь найти Буяна?
Леда медленно кивнула и слегка улыбнулась, хотя сама мысль о том, что появившееся в Инезаводи чудовище – дело ее изуродованных рук, вызывала желание кричать. Она стала бы ужасным мастером. Неудивительно, что Цех от нее отказался.
Тиль приподнял подбородок и прищурился.
– Ты врешь. Так делают все взрослые, когда перестают орать и пытаются выглядеть разумными.
– А я похожа на кого-то разумного? – Леда вскинула брови.
– На самом деле… – Тиль скрестил руки на груди, – ты похожа на ведьму. Из тех, что требуют у тебя что-то в обмен на исполненное желание.
– И ты что же, боишься, что я попрошу у тебя что-то за помощь?
Тиль прищурился еще сильнее.
– Ты точно глупая. Ты ведь меня спасла – хотя спасать меня не надо было, – и я уже у тебя в долгу.
Леда хмыкнула.
– Тогда я прошу у тебя этот долг, Тильванус Шторм.
Мальчишка опустил руки и сжал кулаки.
– Откуда мне знать, вдруг ты охотишься за внутренностями Буяна, за его глазами, клыками и прочими ингредиентами для своих зелий?
Леда скривилась.
– Ниоткуда. Но я даю тебе слово ведьмы – я не причиню ему вреда, если он не причинит вреда тебе или мне.
– Словам ведьм верят только дураки, – пробормотал Тиль и сдул со лба рыжий вихор.
У Леды начали затекать ноги. Нужно было придумать что-нибудь действенное.
– Ты ведь Шторм?
Кивок.
– Значит, у нас с тобой есть…
Договорить Леда не успела. Потому что услышала песню.
Самую прекрасную песню, которую только слышала в своей жизни. Песню, которая понимала ее. Которая обещала…
Левая рука взорвалась болью. Леда ойкнула, зашипела и с силой дернула ее вверх. Но Тиль лишь сильнее сжал пальцы, и Леду окатило новым приступом боли.
Мальчишка открывал и закрывал рот, в этом она была уверена. Открывал и закрывал, но не издавал ни звука, как послушник в Рыбном хоре. Леде показалось это ужасно смешным. И она засмеялась. Тиль снова дернул ее вниз, и на этот раз Леда не удержалась – рухнула коленом в воду.
Море шумело. В ушах стучала кровь. Тиль повторял, что им нужно уйти. Прямо сейчас. Прямо сейчас. Прямо…
…в объятия песни, которую могли бы сыграть на струнах ее собственной души. Которая не фальшивила. Которая видела, каким должно было быть Ледино будущее, и обещала все исправить. Все, что натворили эти дрянные руки и эта дурная голова. Нужно только последовать за ней. Нужно…
Звук, похожий на хлопанье распахнутых парусов, ударил по перепонкам так близко, что в ушах зазвенело.
Нечеловеческая тень в тумане была огромной – с крыльями, когтями и, кажется, хвостом. Она стояла так близко, что Леда различала очертания чешуек на ее запястьях, но недостаточно близко, чтобы осознать… осознать, что в туманах Инезаводи в самом деле водились чудовища.
Тиль вдруг оказался рядом – он так и не выпустил ее руки. Руки, которую она, кажется, почти перестала чувствовать.
Потому что песня все еще звала ее. Звала прямо в когтистые объятия. Звала, чтобы…
– Буян!
Голос Тиля подействовал на тень, будто выстрел: крылья сомкнулись, белесые клочья завихрились, последовав за ними, и чудовище повернуло массивную голову. Леда увидела лишь ее очертания – светящиеся красным глаза, а еще шевелящиеся… щупальца?
Песня лилась нисходящими аккордами, словно водопад. Леда покачнулась – ее удержал только Тиль. Тиль! Нужно было увести отсюда Тиля! Но песня была такой чарующей. Такой… приятной.
Голову кружило, и Леда снова улыбнулась. За темной громадой чудовища, кажется, показались еще крылья. Или у нее двоилось в глазах? Но в мелодию вдруг ворвались новые нотки парусов: много крыльев – это хорошо?
Кажется, она произнесла это вслух, потому что Тиль закричал: «Нет!» – и потащил ее в сторону, а потом подпрыгнул, вытащил из волос Леды заколку и ударил ее по бедру.
Кажется, чудовище тоже отвлеклось на неожиданную – или ожидаемую? – подмогу, и Леда рывком стащила с левой руки перчатку, щелкнула ножницами и полоснула вперед и вверх. Пальцы обожгло до самых костей.
Будь у нее с собой мастеровые ножницы, на зов откликнулись бы сотни окружающих ее нитей. Она могла бы взрезать
