зараза,
Думал царь, косясь на образа.
Сам пошёл, но вновь метаморфоза –
Божий Дух сошёл и на царя.
Снял с себя одежды на морозе
И пророчествовал деспот грозный.
Потому и нынче говорят:
"Неужели и Саул в пророках?"
И какая в том мораль для нас?
Господу с людьми одна морока.
Хоть любой из нас не без порока,
Но к спасению имеет шанс.
Глава 20. Как Давид стал дезертиром
Когда недугом поразил Дух Божий
Всех присланных убить Давида слуг,
Пророчествовали все, вопя истошно,
Про будущность страны стенали вслух…
Пока в пророках пребывал Саул,
Давид от этих воплей драпанул,
К начальнику пришёл к Ионафану.
«Что сделал я? За что перед отцом
Твоим предстал я жертвенным бараном,
Скрываюсь провинившимся юнцом?
Такой ли уж зловредный я еврей,
Раз ищет царь Саул души моей?»
Сказал Ионафан в ответ на это:
«Отец мой доверяет мне во всём,
И в малых, и в больших моих советах
Нуждается и даже в чернозём
Тебя загнав, про мёртвый черенок
Писать меня заставит некролог».
Давид для убедительности клялся:
«Про то, как ты ко мне благоволишь,
Все домочадцы источили лясы.
Подумал царь, расстроится малыш
И, чтоб от слёз ребёнок не опух,
Решил приватно выпустить мне дух.
Но жив Господь, душа твоя живая,
А от моей — до смерти один шаг…»
Ионафан, чувств лучших не скрывая,
Сказал такое, аж звенит в ушах
От клятвы данной им, ввергает в дрожь:
«Скорей погибну я, чем ты умрёшь!
Чего душа твоя желает, право,
Всё сделаю, отсрочу твой конец,
Проведаю состав, что за отраву
Подсыпать приказал тебе отец…»
Ионафана выслушал Давид
И как по званью младший говорит:
«Вот завтра новомесячие, я же
У Главного обязан быть, как штык.
Меня бы отпустил ты без поклажи
На пару дней всего, а сам бы вник,
Какие планы в царской голове,
Пока я поваляюсь на траве.
Саул спохватится по мне, ответь же –
Давида в Вифлеем я отпустил
В свой род до жертвы ежегодной вешней,
Где режут скот, кровь льётся на настил…
Не пропусти ни слова, мой адепт,
В них будет приговор моей судьбе.
Когда царь скажет «Хорошо», то значит –
В спокойствии продлятся мои дни,
А если царь начнёт ругаться смачно –
То выпустил врага из западни…
Так про мою судьбу узнаешь ты –
Звезда во лбу или в гробу цветы…
А я, твой раб, желание озвучу –
Когда вина на мне тряпьём висит,
Меня ты умертви собственноручно,
Зачем к отцу для этого вести?»…
Рванул рубаху на груди — стреляй!
А не виновен — просьбу выполняй.
В ответ Ионафан: «Не рви рубаху,
С тобой не будет этого никак.
Что царь готов послать тебя на плаху –
Свой потайной тебе я выдам знак.
И если так — бери свою пращу.
Тебя я на свободу отпущу.
За друга я продам хоть чёрту душу,
Всё выпытаю, что решил отец,
И если слово я своё нарушу,
То сам бесславный обрету конец.
Но ты и мне, когда я буду жив,
Своё благоволенье окажи.
А если смерть мои закроет веки,
Покуда жив хотя б один еврей,
От дома моего, Давид, во веки
Не отними ты милости своей,
И в час, когда врагов Бог истребит,
Не оставляй семью мою, Давид!»
Так заключил Ионафан с Давидом
Завет о том, что царь исподтишка
Не сделает Давида инвалидом,
Что не грозит ему секир-башка;
А что случись с Ионафаном вдруг,
Его семью не обездолит друг.
Ионафан до выясненья сути –
Что за козу Давиду царь припас –
Чин младший отпустил на перепутье
Подальше от монарших злобных глаз.
А после с разъясненьем, что и как,
Пришлёт ему начальник тайный знак.
По полнолунию Саул, собравши
Свой штаб, увидел, что попал Давид
В число пропавших или загулявших.
Подумал царь: «Где этот сибарит?
Наверное, очиститься свалил,
Чтоб лучше к нам Господь благоволил».
Но в мыслях у царя, как аскарида,
Тревога шевелилась за престол.
На завтра, вновь оставшись без Давида,
Почувствовал Саул, что он осёл –
Врага из своей власти отпустил…
— "Где наш Давид? — начальника спросил –
У нас ведь день собранья — это праздник,
Приличный стол, буфет, затем банкет,
К такому дню спешат без опозданий,
А зятя моего в помине нет.
Вдруг завтра сбор, учение, поход,
Что думает себе твой замкомвзвод?"
И отвечал Ионафан Саулу:
«Давид твой отпросился в Вифлеем,
Неявку не считай ему прогулом,
Назавтра он прибудет без проблем».
Казалось бы, нет зятя — Бог бы с ним.
Но самодержца нрав неукротим.
Царь обратил гнев на Ионафана:
«Негодный сын, ужель не знаю я,
Как вместе вы с моим врагом профана
Тайком решили сделать из меня?
На срам отцу и матери твоей
Сын Иессея — лучший из друзей
Твоих, наглец. Не жить ему доколе
Я для него оставлю мой престол.
Найди, схвати, путём прямым, окольным
Веди ко мне, руби, сажай на кол.
Когда на смерть твой обречён Давид,
Нет разницы, как будет он убит».
Ионафан увещевал Саула:
«Что сделал он, за что же умерщвлять?»
О том же спрут спросить бы мог акулу,
Ответа только так и не узнать…
Царя стыдить? Да как посмел, наглец?
Вновь за копьё хватается отец.
Сжать древко и не бросить — несолидно,
И вот уже копьё в сынка летит.
Тут понял сын, решив убить Давида,
Саул сметёт любого на пути.
Ионафан, обед свой не доев,
Покинул стол, едва скрывая гнев,
Пошёл туда, где в поле с повиликой
Давид скрывался, ожидал свой фант.
Стрелою, пущенной с условным криком,
Оповестил его Ионафан
О близости фатального конца.
В большой обиде сын был на отца
И вопреки всем воинским уставам
Давида в самоволку отпустил.
Тот трижды поклонился, пал на травы,
От службы регулярной закосил.
Вчерашний победитель и кумир
Из армии сбежал как дезертир.
Глава 21. Юродство Давида во спасение
Пришел Давид в Номву к Ахимелеху
Без карабина, даже без ножа,
На нём ни лат нет, ни иных доспехов,
Одежда износилась и в прорехах
(Как будто Бровкин с армии сбежал
Или иной Максим Перепелица,
Чей облик сохранил Госфильмофонд,
Увековечил кадрами страницы,
Когда КПСС могла вступиться
За армию могучую
