и флот.
Жить научилась без партаппарата
Не самая библейская страна,
От танков перешла на самокаты…
Всё на круги своя придёт обратно,
Библейские вернутся времена).
Ахимелех тогда к Давиду вышел,
В смущении спросил: «А где праща?
Куда любезный навострили лыжи?»
Был он жрецом, про то, что видел, слышал,
Обязан был по службе сообщать
Кто новый появился в общих банях…
Всё знать про всех, но не рубить с плеча
Имел священник свыше предписанье,
И потому, как банный лист, с дознаньем
Вопросами Давиду докучал.
«Что о прибытье не прислал депешу?
С чего один?» В ответ на то Давид
Свою лапшу жрецу на уши вешал:
«Мне поручил Саул такие вещи,
Что лучше и не спрашивай, левит.
Пускай никто не знает, царь сказал мне,
За чем тебя послал, что поручил…
Солдат своих оставил я в казарме,
Нельзя мне появляться на базаре,
А у тебя припрятаны харчи.
Штук пять хлебов по случаю пришли мне,
А не найдёшь — что будет под рукой
Отдай, не жмись. Мы так с царём решили –
По случаю войны, чтоб мы так жили,
Излишки с правоверных взять мукой».
Давиду отвечал тогда священник:
«Простого хлеба под рукой — обвал,
А есть священный свежеиспеченный,
Хлеб тот достоин есть лишь очень честный,
Кто с вечера к жене не приставал».
За всех других Давид ответил строго:
«Без женщин мы чисты, здесь всё ништяк.
Из членов напрягал я только ноги,
Постель моя — канава при дороге,
Питание — засохший коровяк».
Священник дал тогда Давиду хлебца.
При этом жрец не сообщил наверх,
С какою целью зять Саула здесь был,
Какая в том была ему потребность.
А для властей сокрытье — смертный грех.
Скорей Земля вращаться перестанет,
Чем мир нас встретит без обиняков.
Заложат с потрохами поселяне.
Вот и теперь там был Идумеянин
Начальник царский здешних пастухов.
По имени Идумеянин — Доик,
Весёлый человек, наверняка.
Начальник пастухов — уже прикольно,
А то, какой был Доик параноик,
Узнаем мы чуть позже, а пока
Сказал Давид Ахимелеху: «Нет ли,
Жрец, у тебя меча или копья?
А то я здесь, хоть при царёвом деле,
Но без меча как девка на панели,
Коровка божья, мальчик для битья».
Меч, побеждённого им Голиафа,
Давид сюда сдал раньше как в музей,
Решив тогда, да сдался мне он нафиг.
А вот теперь Ахимелех из шкафа
Извлёк тот меч из тряпок и газет.
Тот экспонат, завёрнутый в одежду,
Вручил Давиду, тот аж задрожал,
Прижал к груди предмет геройский нежно.
Уверенный в себе вдоль побережья
Давид к царю Анхусу убежал.
Царь Гефский в благодушье был умильном –
Саул ослаблен, дело на мази.
Но слуги в один голос говорили:
Не это ли Давид из Израиля,
Что наших десять тысяч поразил?
Давид в испуге, видит плохо дело,
Прикинулся, что Сербского клиент* –
Внушеньем ток он пропустил по телу,
Припадки стал изображать умело.
Лицо дебилу — лучший документ.
Давид царю Анхусу рожи строил,
А дверь так просто чуть с петель не снёс,
Пускал слюну, держали его трое.
Хвалился он, что обесчестил Трою,
Где поимел Елену в полный рост.
Провёл Давид вкруг пальца контрразведку.
Сказал Анхус на слуг, что те нули:
Да сами вы, видать, умом не крепки.
Знать, сумасшедшие у нас столь редки,
Что вы ко мне придурка привели
Юродствовать, блажить передо мною,
А то своих мне мало дураков.
Я дверь в свой дом такому не открою…
Так с выдумкой безумною про Трою
Остался жив Давид и был таков.
* «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского» Министерства здравоохранения Российской Федерации, сокращённо ФГБУ «НМИЦПН им. В. П. Сербского» Минздрава России (старое название: «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского», «Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского»)
Глава 22. Подстава со стороны Давида
Бежал Давид в пещеру Одолламскую.
Услышали про то его братья
И проявили солидарность братскую –
Присягу, по их мнению, дурацкую
Сменили на свободу бытия.
Пришли к нему туда с детьми и с жёнами,
С собою привели весь дом отца.
Примкнули к ним другие притеснённые
Обиженные властью, забубённые
Еврей, хохол, татарин и кацап,
Все должники, на плаху обречённые,
Растратчики и дурни от сохи.
Возникло так властями запрещённое
Формирование вновь испечённое,
Четыре сотни гопников лихих.
Пошел Давид в Массифу моавитскую,
Где жил иной этнически народ,
Царя их попросил — пусть их правительство
Родителям его даст вид на жительство,
А он и без прописки проживёт.
Отца и мать пристроил, сам в убежище
Сидит Давид, в изгнании закис
От безысходной скуки и безденежья.
Но Гад пророк пришёл к мигрантам в лежбище
И проявил квасной патриотизм.
"Ступай-ка в землю ты, Давид, Иудину,
В чужом краю невесело плясать".
Сепаратист тогда внял слову мудрому
И в лес Херет явился в полнолуние
(Тогда ещё водились там леса).
Саул услышал про Давида с бандою,
Что этот экстремист и боевик
Проник в их лес нежданно и негаданно.
Теперь на красотищу первозданную
С семейством не поедешь на пикник.
Держал Саул в руке не палку лыжную –
Копьё сжимал, как воин на плацу.
Сидел под дубом в Гиве царь обиженный
И выглядел поникшим и униженным,
Что самодержцу явно не к лицу.
(Здесь нашего я вспомнил убиенного
Романова с милейшею женой,
Характера добрейшего, отменного…
Но правил он страной не по-военному
И кончил всё гражданскою войной).
Саул сидел, за жизнь страдал и плакался,
Слуг попрекал, обняв своё копьё…
(Нет, чтоб двух-трёх поставить каракатицей
Да выпороть вожжой, задравши платьице,
Иль в рыло дать, как поступал наш Пётр).
«Послушайте, сыны Вениаминовы.
Сын Иессея, может, а не я
Вам даст поля, деревья с мандаринами,
Устроит вам житьё-бытьё завидное?
Что ж в сговоре вы все сгубить меня?
Когда мой сын стал с Иессея выродком
Якшаться слишком и дружить Вась-Вась,
Никто из вас тогда по полной выкладке
Не сдал его и, думаю, под пыткою
Давида и сегодня не продаст.
Не жалко вам меня, и с вами грустно мне.
Сокрыли вы событий тайный ход,
Когда сын хунту на отца науськовал,
Папашу познакомил с мамой Кузькина
В надежде совершить переворот.
Где сыскари, ведущие дознание?
Где анонимки и доносы где?
