Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
сколь-либо ответственных задач требует куда большего, чем готовность — и уж тем паче желание — непременно разбить лоб. Не говоря про то, чтобы эти задачи толково ставить.
Разведка — дело семейное
I
Неделю Арбатово и Верейский привыкали друг к другу. Имение с трудом, как подслеповатая старуха-кормилица, опознало в импозантном, холёном, чуть лысеющем господине некогда вихрастого барчука. Ему же визуально это далось без труда — с его юных лет здесь мало что изменилось, а вот ощущение родного крова пришло не сразу.
На беглый взгляд, мало что изменилось: неподвижные, словно лепнина, голуби на фронтоне дома; в гостиной — кресла величиной с небольшую бричку и зеркала, морщинистые в углах от отслоившейся амальгамы; тома в библиотеке в заскорузлых, как кожа седла, переплётах с ремарками деда на жухлых страницах; людская, где любил тайком от гувернёра уплетать обжигающую рот картошку с ржаным в серых льдинках соли хлебом… Но лишь когда эти картинки наполнились потаёнными запахами и стали говорить на их языке, всё окончательно встало на свои места.
Произошло это так. Василий Михайлович, уже томимый праздностью, осматривал библиотеку. В руках оказалась книга на французском — солидная, как требник епископа. Открыл наугад — взгляд согрели заметки на их полях. Лет сто назад, не меньше, дед Андрей Дмитриевич вывел: «Размышление сиё достойно — разумно и сердечно». С улыбкой князь провёл ладонью по круглому мягкому росчерку… Тут же ноздри уловили запах шершавой бумаги — она отдавала и скислым молоком, и засушенным смородиновым листом.
II
Встревоженный таким открытием: «Не показалось ли?!», князь устремился в гостиную. Её окутал шлейф аромата от подоконников, где сушился липовый цвет. От него шёл сладковатый, чуть дурманящий запах — такой источают дебютантки на губернаторских балах до первой кадрили или невесты, ещё не окуренные кадилом у алтаря.
Насладиться состоянием помешал Харлов. Управляющий обозначил себя лёгким покашливанием. Под мышкой отставной майор зажимал амбарные книги, ему не терпелось уже отчитаться о делах, чего хозяин имения всячески избегал. Заверения в том, что ему всецело доверяют, не могли успокоить служаку, привыкшего держать отчёт своим командирам.
Князь же доверие к такого рода арифметике утратил ещё до первых седых волос. Куда важнее аккуратных столбцов цифр и даже регулярного поступления дохода на банковский счёт было то, что он увидел в имении. Крестьянские дворы в Арбатове большей частью основательные, соломенных крыш почти не встретишь, разве что у захудалого хозяина. Крыты хаты всё больше дранкой, а то и черепицей. Немало кто водил пчёл, жили тут и гончары, и бондари, да ещё по столярному и кузнечному делу. На всём — от круглобоких «заморских» коров до цепных собак — лежала печать основательности.
III
Да и жили арбатовцы подолгу — верней признака благополучия не найдёшь. На завалинках коротали дни старики и старухи с выбеленными головами, с иссохшей, едва ли не пергаментной кожей на обветренных лицах и костистых руках.
Единственное, что придало им живости, — гроза. Раскаты грома ускоряли кровь в их вытянутых жилах, отчего к щекам точками, на манер веснушек, приливал румянец, руки же несуразно степенности их хозяев начинали мелькать в знамениях, губы — шептать, уже казалось, забытые молитвы. Всем этим ведал страх, но не страх гибели. Пугало оказаться застигнутым врасплох и не успеть исповедаться у суетного от нескончаемых хлопот батюшки.
Этим Василий Михайлович казался схож с арбатовцами. Быть застигнутым врасплох для охотника за чужими секретами — хуже нет. Картины этого видятся в тревожных снах, они гонят прочь забытьё с мятых подушек и устраивают рандеву с бессонницей. Случись такое наяву, только и останется, что исповедоваться. Есть в чём. Работа помощника по особым поручениям военного министра сводилась к потаканию чужим порокам, игре на слабостях человеческих, лощения надежд. Всё это рядом не стояло с добродетельностью.
Но Верейский перед кончиной скорее предпочёл бы выковыривать говядину меж зубов, допивая херес, исповеданию в грехах, долгие годы принимаемые им за служение Отчизне.
IV
Амбарные толмуды, испещрённые столбцами расчётов-перерасчётов, не имели ко всему этому никакого отношения. Так что и в докладах управляющего не было нужды. Верейский тут же позвал «дядю» пить чай, где запретил говорить о делах, так как «это мешает усвоению еды». Из-за стола же прямиком отправился гулять по усадьбе, оставив Харлова с его отчётами не у дел.
Каменный дом в британском стиле построил ещё отец его родителя, тот в свой черёд разбил английский парк. В пику моде обустройства на французский манер с выраженной геометричностью и симметрией рара создал некое единство с окружающим пейзажем. Сыну тоже было по душе равновесие между вмешательством в природу и её неупорядоченным естеством.
В этом проявлялось врождённое неприятие Верейскими абсолютного контроля как такового, а не только человека над природой. А ещё — нежелание быть как все. Так, из тех, кто мог себе позволить обустроить парк, все желали видеть этакий мини-версаль, затейливо стриженые деревья и кустарники, высаженные по шаблону и образующие симметричные узоры.
И всё же тщательно созданная особая атмосфера поместья не удержала здесь родителя. Внезапная кончина любимой жены для Михаила Андреевича стала решающим фактором переезда в Петербург. Этому способствовало и неприятие мира смоленской шляхты, её цепкости к умирающим традициям. Да и та не могла простить князю обособленности и женитьбы на незнатной и бедной дворянке из Московии.
V
Праздная жизнь в столице князю была по карману, но не по душе. Связи и имя помогли определиться на службу в Коллегию иностранных дел. Тогда она совмещала дипломатическую деятельность и внешнюю разведку. И тут некаквсешность Верейского, к тому же знающего латынь, польский, французский и немецкий языки, пришлась ко двору. Князь довольно быстро стал одним из помощников главы ведомства — канцлера графа Никиты Петровича Панина. В частности, отвечал за сбор и анализ наблюдений дипломатических миссий за турецкими войсками, прогнозировал их действия.
Эти докладные попадали на стол императрицы Екатерины и вкупе с другой информацией формировали основу стратегического планирования. Оно легло в основу манифеста 1783 года «О присоединении полуострова Крымского, острова Тамань и всей Кубанской стороны под державу Российскую». Полуостров и другие земли Таврии империя обрела скорее силой дипломатии, чем оружия.
Коллегия иностранных дел также намечала политические шаги князю Григорию Александровичу Потёмкину. С её подачи ведавший крымскими делами светлейший обязал являть миролюбивое, дружелюбное отношение войск к населению и знаки уважения татарской знати. Это оказало должное воздействие и привело к «бескровному» присоединению Крыма. Мирно же в состав империи вошли Кубань и две крупнейшие ногайские орды — Едисанская и Джамбулуцкая присягнули
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
