могильники, и железные и бронзовые вещи оказались на поверхности.
— Да, папочка, в тех местах кости так и белеют чуть ли не на каждом шагу. Ила рассказывал, что там шведы похоронены! — сказал Пятрас. 9
— Вероятно, там могилы воинов. В середине XVII века между феодалами шли распри, раздоры, и Литве пришлось пережить из-за этого много бед. Здесь долгое время были шведы. Они грабили наш народ, и люди до сих пор не могут забыть об этом. Ну как, теперь вам все понятно?
— Да, все понятно и очень интересно. Спасибо!
— Мальчики, приносите домой всякие старинные вещи, которые вы найдете. Мы пошлем их в Вильнюс, Литовскому научному обществу. Только, пожалуйста, ничего не раскапывайте, а то разрушите какой-нибудь памятник старины. Делать раскопки дозволено лишь археологам.
— По-моему, археологом быть очень интересно. Берешь какую-нибудь старинную вещь и все узнаёшь про нее, как будто читаешь по книге. Я бы хотел стать археологом. А ты, Владас, кем хочешь быть?
Владас молчал. Он хотел бы быть и археологом, и врачом, и учителем. Но что он мог сказать сейчас, когда все это невозможно: его мать— бедная вдова, сам он—« пастух, а ученье стоит так дорого. Стать археологом ему гораздо труднее, чем даже найти заколдованный клад.
Взглянув на товарища, Пятрас все понял и замолчал.
В СТАРОЙ КОРЧМЕ
Старая корчма славилась не только в нашем городишке, но и далеко за его пределами. Она стояла в стороне от города, у дороги, ведущей в Ригу, возле самого пастбища, недалеко от песков Милжинкаписа. Это была большая, очень старая деревянная постройка. Длинные темные сени разделяли ее на две половины. В одном конце корчмы находилась большая конюшня, в которую вели широкие двери, чтобы можно было въехать с возом, а в другой, жилой половине помещалась сама корчма.
Эта корчма была очень старая. Ее соломенная крыша так заросла мхом, что не сразу поймешь, что она соломенная, а кое-где на крыше даже выросли березки. Они, пожалуй, превратились бы в настоящие деревья, если бы не козы, которые часто прибегали сюда с пастбища. Козы карабкались на крышу, одним своим краем почти касавшуюся земли, и начисто обгрызали листья.
Хотя корчма вся покосилась, но стояла еще крепко. До самых окон она ушла в землю, а дверь, казалось, вела в подвал. Люди говорили, что корчма эта стоит уже
несколько сот лет и раньше здесь был самый центр когда-то большого города.
Люди рассказывали, что шведы сожгли город и оставили только корчму, чтобы было где самим жить и держать своих лошадей.
Много повидала на своем веку старая корчма, многое могла бы рассказать она: и хорошее, и плохое, и веселое, и печальное. Но корчма молчала. Зато люди частенько заводили о ней разговор. Говорят, что в старину там любили останавливаться богатые паны. По целым ночам они танцевали мазурку и рубились саблями. Много панской крови пролилось на старый, затоптанный пол из-за пустых ссор...
Давно уже паны не заглядывают в корчму. Уже давно наведываются туда одни только простые люди. И они так привыкли к своей старой корчме, что даже лошадь, если только дорога ведет мимо корчмы, сама заворачивает к ней. А лошадь знает, что делает, — знает, что ее хозяину во что бы то ни стало нужно в старой корчме побывать, со старым Абрамом новостями поделиться, а если деньжонки есть, то одну-другую кварту горилки опрокинуть: в зимнюю пору — чтобы согреться, летом — чтобы остыть, а самое главное— купить детишкам баранокз баранки у Абрама были знатные!
Абрам давно овдовел. Это был уже совсем седой старик. Дети его жили где-то в других городах. Не раз звали они к себе отца, но Абрам так привык к своей корчме, к людям, что у него и в мыслях никогда не было оставить ее. Здесь хозяйничал, здесь умер его отец, Лейзер, здесь и сам он дожидался своей смерти. Абраму прислуживала старая глухонемая Уршула. Она убирала корчму, месила тесто для баранок, топила печь.
А свои баранки Абрам пек сам. То ли он какую тайну знал, то ли был очень искусным пекарем, но его баранки и в самом деле были необыкновенные: душистые, хрустящие, посыпанные маком, с коричневой корочкой, а во рту, ну прямо таяли... Никто в нашем городке не мог испечь таких вкусных баранок. Даже чиновники и паны, когда проезжали мимо, и те не гнушались баранками Абрама и увозили их целыми вязками. Сколько ни напечет Абрам утром — к вечеру не оставалось ни одной.
А как дети плакали, если отец и мать возвращались из городка без Абрамовых баранок! Очень любили дети эти баранки! А старый Абрам, когда отсчитывал их своим покупателям, одну баранку всегда прибавлял от себя и говорил: «Это вашему младшему ребенку, пусть растет здоровым и веселым». И младшие дети всей округи, когда отцы уезжали на базар, нетерпеливо ожидали Абрамова подарка. Их в семье часто называли «Абрамовыми баранками». Подрастут, бывало, малыши и очень сердятся на старших детей за это прозвище, в драку лезут. Много из-за этого было разорвано штанов и рубах, синяков на лице и в других местах понаставлено!
А как радовались младшие, когда в семье рождались братишка или сестренка, которых они теперь сами могли называть Абрамовыми баранками! Многих с младенческих лет и потом всю жизнь и не называли иначе, и они постепенно с этим прозвищем свыкались.
Как видите, не только старые люди, но и маленькие дети хорошо знали нашу корчму и Абрама.
Уютно было в старой корчме!.. Вкусно пахло баранками. За перегородкой на прилавке всегда стояла бутылка с водкой, на горлышко была надета баранка, а рядом красовалась медная кварта. Войдет, бывало, кто-нибудь в корчму, а Абрам, который всегда стоял за прилавком, каждый раз без ошибки угадывал, что требуется посетителю. Нальет кварту водки. «На здоровье!»—скажет. Выпьет человек, баранкой закусит и подает Абраму пятак. А на бутылку уже новая баранка надета, пустая кварта рядом стоит.
Если иной раз Абрама и не бывало в корчме, за перегородкой на столе все равно стояли бутылка водки с баранкой и кварта. Сколько бы посетитель ни выпил водки, сколько бы ни съел баранок, бутылка всегда была полная, только пятаки плати. Удивлялись люди, даже разговоры всякие пошли, что, мол, когда Абрама в корчме нет, сам черт наполняет бутылку водкой, а
