Виленский воевода, окончив свою большую речь, внимательно глядел на короля, стараясь понять, как он воспринял его слова.
Король смотрел на пляску огней в камине. Сухие березовые дрова весело и дружно потрескивали, ярко вспыхивали, когда загоралась береста.
— Благодарю, мой дорогой Николай. Ты всегда так хорошо объясняешь. Я все понял. Конечно же, я литовец, и судьба Литвы меня всегда тревожит. Мне обидно, что не могу делать так, как хочу. Мелкие шляхтичи стоят выше короля. Шляхтичи заглядывают мне под одеяло и считают, сколько я выпил глотков вина. Во главе государства стоит не король, а сейм. Правильно сказал обо мне московский князь: «Повелеваем всеми, а не повелевает». Печально, но это так. Мне запрещено послать хотя бы одного вооруженного шляхтича за рубежи нашего государства.
Король, продолжая смотреть на огонь, тяжело вздохнул.
— Ты ведь знаешь, что имения короля сравнены со шляхетскими, я плачу подати одинаково со всеми и нас судит один и тот же суд… Я связан по рукам и ногам. Поэтому я предпочитаю общество женщин и часто подписываю бумаги не читая. Наплевать! Раз все равно я ничего не могу сделать. Дорогой Никола, — помолчав, продолжал король, — помнишь, в этой комнате я предложил руку и сердце твоей сестре Варваре? Она ответила мне согласием. Прекрасная женщина… Боже мой, как я был счастлив! Я готов был отдать корону за поцелуй, за одно ее слово!
Король Сигизмунд замолчал.
— Ваше величество, вы оправдали ее доверие, вы проявили железную твердость, ваше величество. Вы рыцарь… Я слышал, — вкрадчиво говорил воевода, — готовится сейм, на котором хотят нас, Литву, объединить навечно с Польшей. Вы согласны с подобной унией?.. Говорят, что Литва будет лишена всякой самостоятельности. Такое объединение противно нам, литовцам. Это не только мое мнение, ваше величество.
Король Сигизмунд попал в тяжелое положение. Сенаторы, приставленные к королю, неустанно старались внушить ему о необходимости унии. Он понимал, что скоро придет время и он должен будет узаконить объединение.
— Все зависит от вас, литовцев, — сказал после долгого раздумья король, — вы должны сами решить свою судьбу. А что я могу?.. Слово последнего шляхтича на сейме стоит больше, чем мое. Конечно, дорогой Никола, сердцем я буду с вами.
Король сделал несколько глотков из золотой чаши и снова вытер глаза платком.
— Ах, Варвара, Варвара, — произнес он растроганно.
Король мог долго молчать. Николай Радзивилл кашлянул, пытаясь вывести его из задумчивости.
— Дорогой Никола, это ты? — Король неосмысленным взглядом уставился на виленского воеводу. — Ах, да, ведь я в твоем замке! Мы, кажется, говорили о городе Нарве… Московский князь захватил его в свои руки. Что я хотел сказать? Московский князь… Мои придворные смеются над ним. Они говорят, что московит дал слишком большие выгоды английским купцам. Они обвели его вокруг пальца. Подумать только, англичане не платят таможенных пошлин, он ничего не оставил на пользу своему государству. Дурак! Он потерял последние остатки своего ума.
— Московский князь вовсе не дурак, ваше величество. Он изверг, кровопийца, иногда помешанный, но не дурак. Я удивляюсь порой его прозорливости и чуткости в политике… Выгоды, предоставленные англичанам, давно окупились. Вы ведь знаете, император Максимилианnote 21 строго запретил своим подданным продавать московитам оружие, панцири, порох, серу, селитру… Как известно, в наше время воевать без пороха невозможно. Судьба послала московскому князю англичан, приплывших в Северное море, и надо отдать должное, он сумел превосходно использовать этот случай. Он разрешил плавать в северные гавани только английским купцам, а торговать им он разрешил беспошлинно по всей стране. Теперь у него в изобилии есть все необходимое для войны: оружие и порох. Много английских мастеров состоит у него на службе. Сейчас англичане покупают оружие и другие военные товары в Гамбурге и везут их в Нарву, а другие английские купцы доставляют вооружение в северный порт Холмогоры прямо из Лондона.
Если московский князь захватит всю Ливонию, то большая вина ляжет на англичан, они научили московитов многим полезным делам, поддерживают их оружием и провиантом. Выходит, ваше величество, не англичане обвели московского князя вокруг пальца, а он их. А главное, всех нас, своих соседей… Собственно говоря, англичан не очень-то трогают наши дела в Восточном море. Московский князь понял сие отлично, в этом заключается его прозорливость. Пройдет еще немало времени, и князь перестанет добиваться дружбы иноземцев. Они сами будут заискивать перед ним.
— Я никогда не дам московиту утвердиться в Нарве! — притопнул ногой Сигизмунд. — Я буду писать королям, я натравлю на него всю Европу…
После этих слов он как-то сразу замолчал, поник головой и долго сидел понурившись.
— Ваше величество, английская королева Елизавета, несмотря на ваше письмо…
— Глупая баба, — очнулся Сигизмунд. — Совсем потеряла голову. Она называет московита русским императором. Позор… Я хочу написать ей немедля. Возьми перо, мой дорогой Никола.
Король погладил свою жидкую бородку и стал смотреть в окно. На дереве, стряхивая с веток иней, возились две синички.
— Я готов, ваше величество.
— Ах, да, мы собрались писать письмо английской королеве… Скажи, Никола, сколько лет этой засидевшейся в девках невесте?
— Тридцать пять лет, ваше величество, — подумав, ответил воевода.
— Ну видишь, совсем мало. Ха-ха… Послушай, Никола, а что едят эти птички зимой? Смотри, они веселы! — Король кивнул на синичек, еще погладил бороду и откашлялся: — «Превысочайшей, премогущественнейшей, наипревосходнейшей государыне Елизавете, божьей милостью королеве английской, французской и ирландской, оборонительнице христианской веры, — начал король, закрыв глаза. — Мы видим, что благодаря плаванию в Нарву москаль, не только враг короны нашей, но и всех свободных народов, много преуспел в образовании и в вооружении. И не только в этом. Он получает от вашего величества мастеровых, которые не перестают выделывать ему новое оружие. Кроме того, следует обратить величайшее внимание на то, что знакомство с нашими самыми сокровенными делами скоро доставит ему возможность, зная, чего у нас нет, изготовить погибель всем нам. Не считаем возможным продолжение свободного плавания в Нарву, пока сей город находится в руках московита…»
Король остановился, куда-то ушел мыслью.
— Ваши последние слова, ваше величество, — решил напомнить воевода, — «не считаем возможным продолжение свободного плавания в Нарву, пока сей город находится в руках московита».
— Да, я помню, но мне не хочется думать об этом… Незабвенная и любимая королева Варвара… — почти не изменяя голоса, произнес король. — В этом доме я всегда вспоминаю тебя, счастливые дни, проведенные вместе… Ты не забыл, дорогой Никола, как польские шляхтичи пытались нас разъединить. Ведь моя Варвара была литовка!
