— Старик все мне поведал. Бояре да князья, что в доме пировали, присудили прогонить тебя с царства, государь. А двоюродного братца твоего князя Володимира Старицкого на твое место. Челобитную грамоту ему писали, звали на престол.
Крупные капли пота выступили на лице царя Ивана, он часто задышал.
— Неждан имен не назвал. Он человек новый, с литовской стороны. Лучину под ногти загонял, не помогло. Заладил одно: знаю-де только воеводу Ивана Петровича Федорова. Воевода Федоров мыслит-де ко князю Володимиру и хочет посадить его на царское место. Другого боярина Неждан обличье приметил: по бороде и по осанке выходит — князь Иван Федорович Мстиславский.
— Забавно, — сказал Вяземский, — где смута или заговор, князь Иван Мстиславский всегда тут.
— Забавно? — Малюта повернул к нему сивую бороду. — Молчал бы уж… Поведал еще Неждан, что челобитную князю Старицкому повез в Москву тот самый боярин.
— Выходит, у князя Ивашки Мстиславского грамота? — спросил царь.
— Выходит так, великий государь. Князя Ивана Мстиславского надо допросить.
— Нет, Гриша, не дам тебе Мстиславского, он мне добром скажет. — Царь Иван забегал по горнице. — Теперь-то я доберусь до вас, други! Всех под корень, кто челобитную подписал! Детей и жен передушу. Только бы мне ту грамоту добыть… — Царь круто остановился. — А теперь, Гриша, иди пока. Спасибо за верную службу и впредь круши врагов моих без жалости… Иди.
Малюта Скуратов, кланяясь, пятясь задом к двери, вышел.
Царь отставил жезл в сторону, сразу успокоился.
— Посиди-ка здесь, Афоня, а я подремлю… С тобой покойнее. Царица пуглива, кричит по ночам, стонет… да и, признаться, надоела изрядно.
Царь зевнул, поудобнее устроился на мягком сиденье и снова закрыл глаза.
Глава шестая. КОРОЛЬ ПОЛЬСКИЙ, КНЯЗЬ ЛИТОВСКИЙ И РУССКИЙ
Король Сигизмунд-Август вместе с войском долго дожидался призыва московских бояр. Устав от лагерной жизни в Радошкевичах, он решил отдохнуть в замке виленского воеводы Николая Радзивилла Рыжего, брата своей первой жены, польской королевы Варвары. Он любил разговаривать со своим шурином, человеком прямым и честным. После встречи с воеводой у короля обычно наступал период бурной деятельности. Он призывал к себе канцлера, заставлял его рассказывать о делах государства, читал бумаги, не откладывая, принимал решения, диктовал письма — словом, на короткий срок превращался из короля «завтра», как его называли придворные, в деятельного человека.
Разгульная жизнь заметно отразилась на облике короля: длинное морщинистое лицо отливало желтизной. Глаза глубоко провалились. Волос на дынеобразной голове почти не было. Левая рука и правая нога плохо повиновались. Король ходил медленно, шаркая по полу. Густые усы и длинная борода, посеребренные сединой, украшали его.
Находясь в замке Радзивилла, король не подпускал к себе сенаторов, назначенных для присмотра за его поведением, завтракал, обедал и ужинал в обществе шурина или приглашал кого-нибудь из литовской знати.
Король только вчера приехал в замок. Вечером шел противный дождь, за окнами бушевал ветер. Ночью ударил мороз. Проснувшись утром, он увидел вместо черных голых деревьев, уныло торчавших из земли, сверкавший на солнце, разукрашенный инеем сад.
Настроение у короля после сна было бодрое, праздничное. Рассевшись в мягком кресле у камина, он слушал своего шурина.
Радзивилл Николай Юрьевич Рыжий принадлежал к знаменитому литовскому роду, одному из самых богатых и могущественных. После смерти своего двоюродного брата Радзивилла Николая Ивановича Черного он стал покровителем протестантской церкви в Литве. С мнением Николая Радзивилла считались многие знатные дворяне.
— Ваше величество, — говорил виленский воевода, — вчера из Стокгольма приехал мой племянник. Он рассказывал много интересного про шведские дела… Московит, как вы знаете, добился своего. Он заключил с королем Ириком вечный мир, назвал Ирика своим братом и уступил ему Эстонию, обещал помощь в войне с вашим величеством…
— Продолжай, пан Никола.
— Московит обещал помирить Швецию с Данией и ганзейскими городами, а если ему не удастся добиться мира, обещал объявить Дании войну.
— Да, да. А что получит за все это московский царь?
— Должен был получить вашу сестру Катерину, ваше величество… Московский посол приехал в Стокгольм с многочисленной свитой, он привез договорную грамоту и должен был сопровождать герцогиню до русской границы.
— Как?
Король Сигизмунд долго сидел с выпученными глазами. Краска залила его лицо, жила на лбу вздулась.
— Он хотел обесчестить мою сестру? — наконец произнес король, вытирая платком пот со лба.
— Я думаю, он хочет жениться на вашей сестре, ваше величество, стать вашим родственником и заявить себя наследником Литвы… Я прошу вас не волноваться. — Воевода протянул королю золотую чашу с вином.
— Как? — кипел Сигизмунд. — Но ведь она замужем, у нее муж жив и здоров. А великий князь Иван женился второй раз на дочери кабардинского князя!
— Ваше величество, успокойтесь. Ваша сестра уже вне опасности. Она стала королевой Швеции. Поздравляю вас! Однако этот упрямый московит по-прежнему хочет жениться на ней.
— Отправьте гонца с нашим поздравлением в Стокгольм. И клянусь, — сказал Сигизмунд, подняв кулак, — приложить все свои силы, дабы уничтожить московита, врага всего христианского мира.
— Ваше величество, я пользуюсь предоставленным мне правом говорить вам все в этом замке и еще раз хочу напомнить о самом главном. Восточным моремnote 20 должны владеть мы. Ливония должна быть нашей. Московита нельзя допускать к берегам… Ливония числом укрепленных мест превосходит Прусскую землю, а наше государство особенно в них нуждается, потому что с севера и востока окружено дикими, варварскими народами. Если вам, ваше величество, будет принадлежать Ливония, вам будет принадлежать и владычество над морем.
Виленский воевода ближе подошел к королю. Он знал, что слух у него слабоват.
— Но главная причина, ваше величество, заставляющая нас бороться за Ливонию, состоит в том, что, отвергнутая нами, эта славная страна со своими удобными гаванями, крепостями и торговыми городами перейдет к опасному соседу. Но если, ваше величество, необходимо выгнать московитов из Ливонии, то почему мы должны снова оставить ее яблоком раздора? Мы должны взять ее себе, — повторял виленский воевода. — Вместе с московитами надо изгнать и шведов, могущество которых тоже опасно. Но прежде следует покончить с Москвою… Ваше величество, мы здесь, в Вильне, считаем вас литовцем и надеемся, что вы не забудете, как важно для Литвы обладать Восточным морем.
